Калиф-аист. Розовый сад. Рассказы - [101]

Затем песня русалок снова превратилась в гул, и гул этот напоминал голос их деревенского колокола, звонившего к вечерне… Вот так умер Джонни. Ну а что же стало с кораблем и с русалками?

Русалки действительно приплыли на зов волшебного медальона. Морское сражение закончилось, шлюпки быстро скользили прочь от затонувшего корабля, а неприятельские фрегаты подбирали и брали в плен его спасшуюся команду. Все шло как по маслу, экипаж на удивление быстро и слаженно выполнял приказы, и потери среди личного состава оказались незначительными, хотя корабль в считанные минуты ушел под воду. Капитан последним покинул борт корабля, когда уже стало совершенно ясно, что кочегаров спасти невозможно, и впоследствии даже получил награду за проявленную выдержку и храбрость. Все это продолжалось четверть часа, и скоро море уже опять было спокойно, ярко светило солнце, и лишь над погружающимся судном все шире и шире расходились по воде круги.

Еще видны были спасательные шлюпки и контуры неприятельских фрегатов ясно вырисовывались на далеком горизонте, когда появились русалки. Они явились бы и без зова медальона Джонни. Пока между людьми идет жестокая битва, русалки боязливо прячутся; но как только морское поле брани остается наедине с тихими мертвецами, они чувствуют: настал их час, приплывают и начинают свою таинственную работу. Они опускают обломки кораблей на морское дно и там размещают поудобнее, расцвечивают перламутровыми красками морских волн и устраивают из них для себя дворцы. Они обнимают мертвые тела, обмывают их с великим усердием, вплетают им в волосы водоросли и преображают для новой жизни: кости их превращают в кораллы, розовые, драгоценные кораллы, и укладывают так причудливо, что кажется, будто на дне морском расцвели цветы из драгоценных камней; из их кудрей свивают шелковистую зеленую тину; глаза переплавляют в драгоценные жемчужины, а уши — в перламутровые раковины, которые становятся домиками для маленьких атласных улиток. Так они исправляют то, что человек портит, возрождают то, что он убивает, и принимают в игру моря, самую великую игру на свете, в которой нет места скуке. Потому-то и стремятся русалки туда, где тонет корабль.

Вот и теперь они явились, а поскольку их звал и волшебный медальон, то даже не стали ждать, пока живые люди удалятся или умрут; влекомые подводными течениями, они плавали вокруг погружавшегося судна и как раз заметили маленькое круглое оконце кочегарки, когда оно внезапно открылось и вдруг снова захлопнулось перед ними. Надо сказать, что тогда внутри находились еще живые люди; это был тот самый миг, когда прохладный душ хлынул на закружившуюся голову Джонни. Том набросился с кулаками на потерявшего рассудок парня, впустившего смертоносный поток, а остальные кочегары, опомнившись еще раз, из последних сил, закрыли люк иллюминатора. Так и получилось, что русалки остались снаружи и лишь нерешительно кружили вокруг корабля, который уже мягко ложился на морское дно. Одна из русалок, по имени Марина, нашла мертвое тело: это был молодой матрос, которого снесло взрывной волной; она обняла его, уложила на тихие волны и стала расчесывать ему волосы, которые ужасно спутались в губительном водовороте. Но что же будет с Джонни и остальными кочегарами? Кто расчешет их волосы, кто сделает кораллы из их костей и кто вовлечет их в великую игру? Или так и останутся они на веки вечные в отвратительной железной тюрьме и напрасно будут грезить о милой родной земле, в которой так любят исчезать мертвые?

Тюрьма — плохое место для живых, но для мертвых — еще хуже. Вот поэтому ночью, когда все стихло и ветер уснул, мертвые еще бодрствовали в кочегарке; вода просачивалась через щели иллюминатора и другие места, и бедняги, кружась в этом необычном водовороте, ударялись иногда головами о железные стены. Снаружи страшно было слышать это. Мертвая рука Джонни судорожно сжимала волшебный медальон, и русалки всю ночь кружили вокруг корабля и жалобно пели, потому что не могли проникнуть внутрь. Даже Марина оставила прекрасного матроса, поручив его белогривым морским лошадкам, что неустанно скачут от берега к берегу; они понесли его к далекому острову, где на берегу, поросшем осокой, жили девушки, тоже феи; так что можно было не опасаться, что он останется без присмотра. Марина беспокойно плавала вокруг железной тюрьмы.

— Кто зовет нас, кто? — вопрошала она.

Кулак мертвого Джонни стучал по железу, и волны скорбной музыкой отзывались в лабиринтах затонувшего корабля.

— Кто-то мертвый лежит внутри и сжимает в руке наш портрет, а мы не можем даже войти к нему, чтобы набальзамировать, — ответила другая русалка, переплывая на противоположную сторону.

— Кто зовет нас, кто? Я не могу поцеловать тебя в губы, и холодная вода обгложет твое лицо, не могу пригласить на чудесный танец твое тело, и кости твои вечно будут греметь в этой уродливой железной шкатулке.

— О чем ты горюешь, русалка? — спросила, проплывая рядом, рыба-скат, освещавшая наподобие фонаря подводный мир далеко вокруг. Это была уже старая и очень мудрая рыба, самых разнообразных морских животных видывала и знавала она в своей жизни, встречалась и с людьми, так как много раз видела водолазов, бродивших с фонариками под водой; поначалу она даже подумала, что это рыбы вроде нее, и подплывала к ним совсем близко. — О чем горюешь, русалка?