Калейдоскоп миров - [41]

Дальнобойщик кивнул и пошел на подкашивающихся ногах. Да, ну и развезло же его. Стакан разливного пива соответствовал эффекту выпитой бутылки коньяка.

«Усталость, конечно же, усталость, вот что пьянило больше всего», – решил Смолин.

Вымыв руки, Виктор вышел из туалета, и едва не упал. Пол, потолок, стены – все завертелось бешеной каруселью.

«Отравился! Я отравился!» – запульсировала тревожная мысль.

Смолин, шатаясь от стены до стены, бросился в зал с баром, где музыка, казалось, сошла с ума. В полутемном помещении сверкали огни цветомузыки, все трещало и грохотало, за стойкой никого не было, да и за столами тоже, за исключением одного горе-водителя, спящего лицом в тарелке.

– Эй, есть кто-нибудь? – пытаясь перекричать жуткую музыку, заорал Виктор. – Я, кажется, отравился, мне нужна помощь!

Никто не появился и на еще пару отчаянных реплик дальнобойщика.

– Черт, вы что здесь вымерли все? – прошептал Смолин, заходя за стойку.

В глазах все поплыло, запестрели красные пятна, он едва не упал. С минуту постоял, собираясь с силами, чувствуя, как сильно бьется сердце. Неожиданно силы стали возвращаться, он шагнул к черным занавескам, еще ощущая дрожь в коленях, распахнул их. Уж лучше бы он этого не делал.

Посреди узкого помещения, заставленного морозильными камерами, газовыми плитами, с дымящимися на них разной величины кастрюлями, висело подвешенное под потолком, на железной ржавой проволоке, врезавшейся в тонкую шею, тело официантки, что пятнадцать минут назад приносила Смолину заказ. Впрочем, даже не ужасная смерть, представившаяся глазам Виктора, смутила его (навидался он всякого в Чечне), а то, что тот самый белозубый бармен, так обходительно относившейся к нему, сидел сейчас на коленях под телом повешенной, и с животной жадностью обгладывал ее маленькие ступни.

Смолин в ужасе бросился из комнаты, выскочил из-за барной стойки. Силы уже окончательно вернулись к нему. Дернул ручку входной двери. Заперто!

Оглядевшись по сторонам, Виктор понял, что попал в ловушку. Все окна были закрыты снаружи толстыми листами, и дверь тоже, проломив ударом ноги тонкую фанеру, убедился он. Смолин метнулся к спящему водителю.

– Эй, ты, очнись! – потряс я его за плечо, крикнул Виктор. – Вставай, тут опасно находиться, где все оста…

Смолин запнулся, отскочив в сторону. Вскочивший резко из-за стола водитель оскалился, как самый настоящий вампир!

– Твою мать! – только и сумел выдавить Виктор.

– Ты мою мать не тронь, святое! – прорычал водила, выпрыгивая вперед.

Такой прыти от пьяного водителя Смолин не ожидал, да и не успел еще прийти в себя от увиденного, вот и пропустил несколько мощных ударов по лицу и телу. Однако не упал, нарочно попятился, и четко и мощно встретил кинувшегося «зубастого водилу» ударом в челюсть. Потер ушибленный кулак и с разочарованием увидел, что нокаутированный соперник встает с пола, как ни в чем не бывало.

– Слабак! – рявкнул он, харкая на пол обломанным клыком. Только сейчас Смолин обратил внимание, что жуткая музыка почти стихла. Виктор попятился, подхватывая довольно увесистый деревянный табурет. А когда лицо водителя, изуродованное гнилыми струпьями и наростами, исказилось в зловещей улыбке-оскале, и он бросился вперед, выставив когтистые руки, с размаху опустил стул прямо на голову нападавшего. Вампир рухнул.

«Вампир? – остаток здравого смысла пытался сопоставить все происходящее с реальностью. – Какой, к черту, вампир? Ты взрослый мужик, прошедший ад войны, ты веришь в эту чушь? Вампир, дьявол, – если есть они, значит, есть и Бог? Нет. Бога нет, уж это ты точно знаешь, ты, повидавший смерть воочию. Тогда что это? То, что сейчас лежит на полу в луже крови, или же просто в мутной кроваво-черной слизи, оскалив белые клыки?! Черт, ладно, вампиров нет, я в них не верю, но я верю своим глазам, эта нечисть пытается меня убить – это мой враг!» – заключил мысленно Виктор.

Еще два удара, от которых табурет лопнул на две части, добили водилу-вампира до конца. Смолин бегом преодолел зал и коридор, запрыгнул на лестницу, идущую на второй этаж. Дорогу ему преградили сразу двое, это были те водители, что недавно пьянствовали, только выглядели они, будто неделю назад умерли, а зарыть их забыли, и они испортились, лежа в тепле.

– С дороги! – заорал Виктор. – С дороги, нечисть поганая!

– А что так грубо? – пробубнил похожий на бочку толстяк, шевеля подвергнувшимися гниению губами.

– За базар ответишь! – разминая кулаки, просипели второй гнилец.

Виктор не стал ждать, когда «гнилая парочка» решит спрашивать с него за базар, а врезал толстяку в нос, ушел от вялого удара второго водилы, пнул его в грудь, и помчался наверх. Забежав на второй этаж, где располагались гостиничые номера, Смолин разочарованно застыл. Все двери комнат, сдающихся для ночлега, были из железа, и наверняка закрыты.

«Мой номер, мой номер двенадцать!» – вспомнил дальнобойщик.

Он без труда нашел дверь с табличкой двенадцать, она оказалась незапертой, открыл комнату и уперся во мрак, царящий за порогом. Решительно шагнул и застыл, покрывшись холодным потом. В комнате кто-то был, он тяжело и часто дышал, словно больной, послышался скрип, похожий на тот, что издает кровать. Боясь что-нибудь задеть, Смолин стал медленно ощупывать ближайший участок стены в поисках включателя, и почти сразу наткнулся на него. Тот, кто был в комнате, заворчал, кровать протяжно заскрипела, и в следующую секунду загорелся свет.