Календарь преступлений - [27]

— Так на кого же это указывает, сынок? — спросил старик, потирая руки.

— Предполагалось, что это должно указывать на Мальвину, — сказал Эллери, — которая, открыв нам дверь, держала свечу в поднятой левой руке — что вслух прокомментировала мисс Никки Портер, — в то время как братья добросовестно демонстрировали в течение ночи, что они оба правши. К сожалению, леди и джентльмены, мне придется разочаровать вас. Помимо множества мелких, чтобы не сказать смехотворных, нелепостей в замысле, в нем был один чудовищный изъян.

— Замысел? Изъян? — пробормотал инспектор Квин.

Братья уставились на Эллери. Даже помраченный ум Мальвины, казалось, прояснился от его слов.

— Мне сказали, — продолжал Эллери, — что рубиновые кости были подарены Джиму Хэггарду по случаю рубинового юбилея свадьбы мистера и миссис Хэггард.

— Ну конечно, Эллери! — воскликнул инспектор. — Ты ведь сам видел надпись на шкатулочке!

— А ты говорил мне, папа, что был шафером на свадьбе твоего старого друга Джима Хэггарда сорок лет назад. Даже упомянул дату — 1911 год.

— Да, но я не понимаю… — с сомнением начал старик.

— Не понимаешь? Сколько лет назад был убит Джим Хэггард?

— Десять лет, Эллери, — ответила Никки. — Так они сказали.

— Женился сорок лет назад и умер десять — значит, во время смерти Джим Хэггард не мог быть женатым более тридцати лет. А какой юбилей называют рубиновой свадьбой? Не напрягайтесь — сорокалетний. Поэтому я вынужден спросить, — вежливо продолжал Эллери, — каким образом мистер и миссис Хэггард могли получить подарки в честь сорокалетия их свадьбы, когда мистер Хэггард умер, будучи женатым всего тридцать лет? Не дожидаясь ответа, я должен прийти к выводу, что математическая ошибка заключена в цифрах, касающихся «смерти» мистера Хэггарда. Это подтверждают кости, чьи два невинных глаза в золотой оправе доказывают, дорогие детки, что ваши родители отмечали рубиновый юбилей в этом году. Поэтому я счастлив сообщить — как если бы вы сами этого не знали, — что ваши отец и мать живы, друзья мои, и что все это было мистификацией! Вы лгали, Марк. Вы лгали, Трейси. А ваше исполнение роли безумной Офелии, Мальвина, полностью подтверждает слова Трейси о вашей многообещающей карьере на сцене. А ты, мой достойный родитель…

Инспектор Квин вздрогнул.

— Во имя высшей справедливости нужно упомянуть и о тебе. Разве ты не рассказывал мне с волнением в голосе, как присутствовал на похоронах Джима Хэггарда десять лет назад? Значит, ты тоже состоишь в этой банде. И вы тоже, Никки, с вашими криками, визгами и драматическим подчеркиванием того факта, что Мальвина — левша.

В оружейной Джима Хэггарда на миг воцарилось молчание.

— Все было подстроено, — весело заговорил Эллери. — Поездка в бурную ночь, атмосфера безумия, погасший свет для ее создания, тщательно наложенная пыль в оружейной и все остальное подстроено моим собственным отцом в сообществе, особенно с его дорогими друзьями — семейством Хэггард! Цель? Очевидно, привести меня к выводу с помощью разбросанных приманок, что Мальвина убила своего отца. Потом Джим Хэггард со своей драгоценной Корой выбрались бы из кладовой, где они прячутся, чтобы посмотреть, каким легковерным тупицей я оказался. Мой родной отец! Не говоря уже о моей преданной секретарше! Разум жалобно вопрошает: почему? Я нашел ответ, когда вспомнил дату.

Эллери усмехнулся:

— Вчера был последний день марта. Значит, сегодня, — и он, раскрыв ладонь, приставил большой палец к кончику носа и пошевелил остальными пальцами, обращенными в сторону слушателей, — 1 апреля — День дураков!

Май ПРИКЛЮЧЕНИЕ С ГЕТТИСБЕРГСКИМ ГОРНОМ

Эта старая история произошла в дни молодости Эллери, когда он разбрасывался своими талантами, как шеф-повар по воскресеньям, а рыжеволосая девица по имени Никки Портер только-только приковала себя к его пишущей машинке. Однако история не утратила свежести — она сохранила свой аромат, которым до сих пор наслаждаются те, кто принимал в ней участие.

В Америке имеются гурманы, чей аппетит возбуждают любые блюда, датированные 1861–1865 годами.[36] У них слюнки текут при одном упоминании таких кушаний, как «Кровавый угол»,[37] «Пули Минье»,[38] «Малыш Мак», «Ночной лагерь»,[39] любимое виски Улиссиса Гранта,[40] не говоря уже об «Отце Аврааме».[41] Для их сентиментальных сердец Гражданская война — это Война с большой буквы, а армии «синих» и «серых»[42] — нечто большее, чем скопление людей. Конечно, романтики приукрашивают историю. Но именно они стоят на часах у ночного Потомака, слыша скрип колес фургонов с боеприпасами, потрескивание лагерных костров, стоны раненых. Они скачут через пылающий Уилдернесс[43] рядом с давно усопшими, склоняются вместе с хирургами над умирающими в хлюпающей грязи. Благодаря им развеваются флажки и зеленеет плющ на могилах ветеранов.

Эллери принадлежал к числу романтиков и поэтому отнесся к делу стариков из Джексберга в штате Пенсильвания с особым вниманием.

Эллери и Никки наткнулись на деревушку Джексберг случайно, как это часто бывает, когда люди ненароком натыкаются на самое лучшее. Они ехали в Нью-Йорк из Вашингтона, где Эллери занимался детективной деятельностью на стеллажах Библиотеки Конгресса. Возможно, зрелище Потомака, геометрических пропорций Арлингтона,