Каланы возвращаются на берег - [42]

Одному из авторов приходилось вести наблюдения за ондатрой на побережье озера Балхаш вскоре после таяния льда. Тысячи зверьков, гонимые инстинктом расселения, плыли вдоль берега. Часть из них заплывала в камыши и приступала к постройке хаток, другие следовали дальше, нередко теряли из виду берег, исчезали в водных просторах Балхаша. Заблудившимся зверькам почти никогда не удается выбраться живыми. Подобно заплутавшемуся в лесу человеку, они делают бесконечные круги. Постепенно ондатры обессиливают: мех их намокает, они захлебываются и тонут. Только редким счастливцам иногда повстречается доброй души промысловик на моторке, который возьмет терпящего бедствие зверька в лодку и высадит его на берег.

Нет никаких сведений о том, как долго могут плавать без выхода на сушу другие полуводные звери внутренних водоемов. Несомненно, бобр способен длительное время проводить в воде. Его крупное тело медленно отдает тепло, и гибель от переохлаждения наступает в редких случаях. Правда, при транспортировке в клетках полуводных животных выявилась одна особенность. Все они простужались и часто гибли даже при небольшом дожде с ветром. Охотовед В. В. Беляев рассказывал, что во время перевозки норок к местам их выпуска они легко намокали от дождя, замерзали и дрожали, как осиновые листы. Только сухое сено, набитое в клетки, смогло предохранить зверьков от болезней. Недалеко ушли от норок и бобры.

Чем же объяснить такую, казалось бы, непонятную картину? Звери, которые часами плавают в воде, достают или ловят корм, таскают строительный материал, вдруг оказываются безоружными перед маленьким дождиком. От пребывания в тесной клетке и загрязнения теплоизоляция меха нарушается, он намокает, и зверь зябнет. Даже калан, чья стихия — суровые воды северной части Тихого океана, попадая в неволю, становится безоружным против холода.

В связи с этим нельзя не рассказать о трагической истории отлова и перевоза каланов на Мурманское побережье в 1937 и 1938 годах. Зоотехник Т. А. Малькович, который тогда руководил этой операцией, предположил, что каланов надо приблизить к естественным условиям и во время перевозки дать им возможность постоянно находиться на палубе в больших ваннах. Действительно, побуждения были самые лучшие — плескайся в воде, вдыхай морской воздух и любуйся расстилающимися океанскими просторами. Но каланам оказалось не до просторов. Они плавали в воде, пока вокруг находились люди. Затем шли из бассейнов на настил и пытались как-то избавить мех от воды. А он намокал, как вата, и куда только девались его свойства, уберегавшие зверей в родной стихии. Каланы мерзли. К тому же усилился ветер. То один, то другой отказывался от корма, стонал, поводя вокруг помутневшими глазами. Вскоре 27 каланов погибли от крупозного воспаления легких. Напомним, что это происходило в октябре, когда температура воды и воздуха была не ниже 10–12 градусов.

В зимнее и ранневесеннее время развязка наступает значительно быстрее. В апреле 1955 года на острове Медном поймали двух взрослых каланов. Несколько дней, пока звери находились на суше в транспортных клетках, они чувствовали себя превосходно. Миролюбиво поглядывали на людей, брали из рук морских ежей, рыб и осьминогов. Но вот их перевезли в другое место и выпустили в просторную клетку, наполовину погруженную в воду. Первые минуты звери радостно ныряли, плескались, и, казалось, все было в порядке. Но через 10–15 минут в движениях их передних лап стала улавливаться неуверенность, появилась дрожь, а еще через час звери настолько закоченели, что неподвижно лежали на воде, не реагируя на присутствие людей. Даже на настил они не в силах были выбраться. Пришлось их нести в помещение, отогревать. Однако эта мера мало помогла. Озноб от переохлаждения сменился высоким жаром, и на следующее утро каланы погибли. В дальнейшем, наученные горьким опытом, мы в первые дни не давали пойманным каланам возможности находиться долго в воде и приучали к ней зверей постепенно. Все обходилось благополучно.

Когда поверхность моря по небрежности человека оказывается покрытой нефтепродуктами или маслянистыми веществами, к каланам приходит беда. Они стремятся уйти из загрязненной воды подальше и даже могут покинуть привычные места обитания, пустившись на поиски новых берегов. В прошлом браконьеры специально загрязняли прибрежные воды, выливали мазут или креозот и били уходившего спасаться в открытое море зверя.

В наши дни таких намеренных злодейств уже не бывает. Зато примеров случайных трагедий или преступной халатности еще много. То где-то неподалеку от мест обитания каланов сядет на камни танкер — и огромное море нефтяной смерти поймает в свои объятия десятки животных; то, вопреки правилам, судовые команды станут чистить танки и сливать грязь за борт.

Таким образом, хотя каланы и, казалось бы, сроднились с морем, но это родство не всегда надежно. Может быть, потому они и не уходят далеко от берега, чтобы иметь возможность в случае надобности прибегнуть к защите матушки-земли.

У котика в нормальных условиях мех не намокает, но кто поручится, что на пути к местам его зимовок какой-нибудь беспечный капитан не зальет океанские воды мазутом. Однако для котика не столь страшно загрязнение меха и частичная утрата им теплоизолирующих свойств: у него ведь достаточно толстый слой подкожного жира, и переохлаждение наступает не скоро. Другие ушастые тюлени, и в частности сивуч, еще менее нуждаются в волосяном покрове. И сивучи, и морж, а тем более обыкновенные тюлени так надежно изолированы от переохлаждения толстым слоем жира, что могут долгое время вообще не выходить из воды, не видеть суши.