Каков есть мужчина - [32]

Она пожала плечами:

– Их тут двое.

– Это я вижу. Что произошло?

– Ничего.

Пожилой человек в твидовом костюме стоял и, очевидно, ждал, пока Габор закончит разговор с Эммой.

Габор повернулся к нему и произнес по-английски:

– Здесь может быть только один из вас.

– Да, именно об этом мы хотим поговорить с вами, – сказал человек.

– Только один из вас, – повторил Габор.

– Я понимаю… понимаю.

– Ясно, вы понимаете. Так что один должен уйти. Пожалуйста.

Индийцы – старший, в своем элегантном костюме, с манерами и приятным парфюмом, и младший, тощий, в рубашке поло от «Lacoste», тихо сидевший на месте – выглядели донельзя испуганными. Всем было понятно, что Балаж с его габаритами, спокойно стоявший рядом у двери, скрестив руки на груди, в случае чего легко справится с ними обоими. И нарочитая вежливость старшего, скрывавшая его истеричный настрой, ясно свидетельствовала об этом.

– Я понимаю, – снова начал он. – Молодая леди сказала нам, что только один из нас может… ну, знаете. Я понимаю. Хорошо. Хорошо. Мой э-э… мой молодой друг будет… будет делать это.

Балаж перевел взгляд на младшего – ему было лет двадцать, если не меньше, он сидел, ссутулившись, уставившись на свои туфли, и было похоже, что он вообще слабо улавливает, что здесь происходит.

Габор спросил Эмму, опять по-венгерски:

– Деньги у тебя?

Она кивнула.

– Кто тебе платил?

Она указала на старшего индийца, а тот сказал:

– Я только хочу смотреть.

– Ты хочешь смотреть?

– Да.

– Baszd meg[26].

– Это проблема?

– Да, это проблема, – сказал Габор, повысив голос.

– Почему?

– Почему, почему… – Габор потерял терпение и, схватив непонятливого индийца за лацкан, потянул к выходу, но Балаж, спокойно стоявший все это время в своей ярко-бирюзовой рубашке, разнял их.

Казалось, напряжение спало, и Габор, не желая окончательно терять лицо, уставился на мыски своих туфель.

Затем он поднял взгляд и произнес размеренно:

– Это проблема. Проблема. Пожалуйста. – И он вежливо, но решительно указал на дверь.

Индиец уже вспотел, но был настроен уладить все полюбовно. Тяжело дыша, он проговорил:

– Нет, одну минуту. Пожалуйста. Давайте поговорим. Одну минуту.

– Выходим, – сказал Габор.

– Пожалуйста, – настаивал индиец. – Нет, давайте просто поговорим минутку. Просто поговорим. Ваш друг сказал, что деньги были за всю ночь с… молодой леди. Ваш друг так сказал.

– Да. – Габор с трудом сдерживался.

– Теперь послушайте… – Лысина индийца блестела от пота. – Что я хочу предложить… хм… мы отнимем только час или два ее времени. Но мне разрешат смотреть. Только смотреть! Это справедливо? Разве это не кажется справедливым?

– Слушайте, – сказал Габор, – она не занимается такими вещами, ясно? Она приличная девочка.

– О, она приличная девочка. Конечно, приличная девочка…

– Да, она приличная девочка, – сказал Габор. – Выходим.

– Понятно, вы хотите больше денег, – сказал индиец, как бы смиряясь, когда Габор взял его за запястье. – Сколько? Сколько? Тысяча фунтов.

Габор, пораженный суммой, сглотнул и молча посмотрел на Эмму.

– Хорошо? Тысяча фунтов?

– Э… – Габор нахмурился, как будто погрузившись в раздумья, оказавшиеся бесплодными. – Как она решит.

– Конечно! – Пожилой человек повернулся к Эмме, хитро улыбаясь.

Она сидела на табурете с видом, наполненным достоинства.

– Тысяча фунтов, мадам, только за то, чтобы сидеть в углу. Я буду тихим как мышь. Что вы сказать?

Даже молодой индиец поднял свою большую вихрастую голову с дорогой укладкой и уставился на нее – все смотрели на нее, ожидая, что она решит.

– Просто скажи нет, – произнес Габор на родном языке. – Просто скажи нет, и мы его уберем.

– Почему? – спросила она, наконец, тоже по-венгерски. – Какая разница?

Лицо Габора слегка дернулось.

– Какая разница? – повторила она.

– Значит, ты это сделаешь?

Она пожала плечами, и тогда Габор повернулся к ожидавшему индийцу, который не понял из их разговора ни слова, и сказал:

– Хорошо. Где деньги?

– Они… хм… у меня здесь, – сказал он, вынимая из внутреннего кармана темный кожаный бумажник.

Когда он отсчитал всю сумму, Габор произнес:

– Ты только смотришь.

– Конечно, конечно, – кивнул индиец рассеянно.

– Не прикасаешься.

– Нет, – сказал индиец, покачав блестящей лысиной.

– Любая неприятность – и мы здесь.

– Я вам обещаю, никаких неприятностей не будет. – Индиец протянул деньги.

– Отдай деньги ей.

– О, прошу прощения. Мадам?

Эмма встала – даже босиком она была выше опрятного индийца – и взяла деньги, которые убрала в свою косметичку, лежавшую на столике рядом с большой пышной кроватью.

– Порядок, – сказал Габор Балажу. – Уходим.

Габор промолчал практически весь остаток ночи, пока они сидели в «мерсе», и лицо его было в тени. Пока они шли к машине, он едко высказался об индийском извращенце, но как только они заняли свои места на антрацитовых сиденьях, ему как будто больше не о чем было говорить.

Предыдущей ночью его выдержка также подверглась проверке на прочность, хотя и не столь явно. Когда после обеда к ним заглянул Золи забрать свою часть денег, он сказал, что клиент на эту ночь не хочет ехать в отель – им придется отправиться к нему домой. Дом оказался массивным особняком, опоясанным оштукатуренными террасами. Двое мужчин смотрели сквозь ветровое стекло, как Эмма в своем обычном коротком платье телесного цвета поднимается на крыльцо с перилами и висячим фонарем и нажимает кнопку звонка. А минутой позже дом проглотил ее.