Каков есть мужчина - [27]

Они тем временем сидят за столиком в кафе аэропорта, под косыми лучами солнца. Габор заканчивает извиняться перед Золи и кладет трубку.

– Порядок, – говорит он.

Балаж кивает и делает большой глоток пива. Перед каждым из них стоит полулитровая кружка «Хайнекена».

Балаж пытается представить, как все будет в Лондоне. Он думает о встречах в сонных офисах, где ему придется ждать за дверью или вообще на улице. Но для Эммы это вроде отпуска, так что они с Габором проведут какое-то время вместе.

Он обнаруживает, что его сильно напрягает находиться рядом с Эммой вне привычной обстановки спортзала. Так же было и в машине Габора, «ауди Q3». Иногда Габор выходил куда-то и оставлял их в машине одних – Эмма впереди, Балаж сзади – и он так остро ощущал ее присутствие, вплоть до малейшего скрипа кожаного сиденья под ней, когда она опускала солнечный щиток, чтобы подвести бровь в зеркальце, и тогда ему приходилось усиленно концентрироваться на чем-то за пределами салона, за тонированными стеклами машины, чтобы не думать о том, как он мастурбировал на нее этой ночью, дважды, – не лучшие мысли для начала общения. Они никогда не разговаривали. Иногда Габор оставлял их вдвоем минут на двадцать – он всегда задерживался вдвое дольше, чем говорил, – и они никогда не разговаривали.

Что она представляет собой «как личность», Балаж понятия не имел. В ней есть что-то от принцессы. Она всегда держится чуть свысока с работниками спортзала, ни с кем не сближаясь. Все женщины там ненавидят ее и считают, что она встречается с Габором, который чуть ниже ее ростом, из-за денег. Она все время слушает музыку, когда занимается, – вероятно, чтобы никто не пытался заговорить с ней. И Балаж никогда не замечал, чтобы она улыбалась.

Он был удивлен, увидев ее мать и их квартиру. Он ожидал чего-то покруче, возможно, что-то в Буде, – дом с розами у крыльца и ухоженную пожилую хозяйку, предлагающую им кофе, а не эту задымленную дыру и высохшую каргу. Побуревший от времени блочный дом, голоса и запахи из всех квартир на лестнице, засохшие растения в горшках на подоконниках – все это было так знакомо ему. Он сам и большинство людей, которых он знал, ютились в подобных местах. Но что и она тоже – это для него оказалось сюрпризом.

Он допивает свой «Хайнекен» и говорит что-то вроде того, что выйдет за сигаретами. Габор, нажимающий что-то в своем телефоне, небрежно отвечает, что они с Эммой будут здесь. Эмма даже не поднимает взгляд от журнала.

Он курит на смотровой террасе, откуда можно видеть сквозь толстое стекло, как самолеты медленно движутся по полосам аэропорта или взмывают в воздух каждые несколько минут. Стоя там и глядя на них сквозь колышущееся марево, слыша звук двигателей, доносящийся за несколько сотен метров через теплый воздух, он вспоминает о днях, что провел на авиабазе в Баладе[23], в составе венгерского подразделения, в ожидании самолета домой. Теперь он вспоминает тот год с чувством, близким к ностальгии. Он должен был остаться в армии – там было надежно и всегда было чем заняться. С тех пор он просто топчется на месте, словно в ожидании чего-то… Но чего?

Рядом возникает Габор.

Он закуривает сигарету, дороже, чем «Парк-лейн», которые курит Балаж, и говорит:

– Извини за задержку.

Балаж сдержанно кивает, не снимая пластиковых спортивных солнцезащитных очков.

Габор как будто нервничает. Кажется, он хочет что-то сказать, но не знает как.

Балаж уже начинает думать, что, возможно, он ошибся, когда Габор говорит:

– Я скажу тебе, зачем мы летим в Лондон.

Проходит несколько секунд, в течение которых они молча смотрят на открытое пространство аэропорта под солнцем, гладкие самолеты, стоящие в тени терминала.

– Эмма… – говорит Габор так, словно она рядом и он обращается к ней.

Балаж даже поворачивает голову, но Эммы рядом нет.

– Эмму ждет кое-какая работа в Лондоне, – произносит Габор.

Они смотрят, как узкий турбовинтовой самолет «Люфтганзы» собирается взлетать. Преодолев несколько сотен метров, он взмывает в воздух так стремительно, что это поражает – как будто кто-то с неба дернул его за веревочку. Они смотрят, как он удаляется, превращаясь в точку, и в какой-то момент просто исчезает в подернутом дымкой воздухе.

– А твоя работа, – говорит Габор и сразу же поправляет себя, – наша работа – присматривать за ней. Понял?

Балаж просто кивает.

– Значит, понял, – говорит Габор, как бы ставя точку в этом, очевидно, неловком разговоре. – Просто подумал сказать тебе.

Он бросает окурок и затаптывает его своей кроссовкой.

– Увидимся внутри.

Балаж, как и он, также затаптывает окурок своей сигареты. А затем прикуривает новую и щурится, глядя на мерцающую взлетную полосу.

Полет проходит спокойно. Самолет полон, но Габор оплатил приоритетную посадку – и они садятся вместе: Балажа затиснули к иллюминатору, Габор сидит у прохода, вытянув ноги, а между ними Эмма – слушает музыку в наушниках, не обращая внимания на спинку переднего кресла в нескольких сантиметрах от ее носа.

Балаж старательно смотрит за борт. Но там нет ничего, кроме части крыла и нескончаемой слепящей белизны облаков далеко внизу. Упадешь сквозь них камнем, думает он, несмотря на то, какими надежными они кажутся. Он не уверен теперь, что правильно понял Габора, когда тот сказал, что Эмму ждет «кое-какая работа» в Лондоне. Может, он просто не расслышал? Свет за иллюминатором режет ему глаза, так что он немного опускает шторку. Он складывает затекшие руки на коленях и сидит так, слыша легкий шелест из ее наушников, едва различимый на фоне размеренного шума двигателей.