Какого цвета небо - [9]

Я как-то вдруг позабыл даже про всю эту выразительную сценку, помнил только о главном, что случилось наконец-то у нас с Татьяной! И одновременно ещё чувствовал неловкость и стыд за свое счастье. Поэтому сказал от смущения:

– А я вот ненавидеть, наверно, никогда не смогу выучиться.. И он вырвал свою руку.

Я вошел в воду, почувствовал ее освежающую прохладу, увидел вдали смеющиеся лица Татьяны и Лены. А вокруг было солнце, сверкающая, точно туго натянутая гладь залива, веселые голоса, загорелые тела, высокое-высокое небо… И осталось только смеющееся лицо Татьяны, а все остальное, связанное с Венкой, будто исчезло! Я только успел оглянуться назад, крикнул ему что-то ободряющее и – больше уже точно вообще не распоряжался собой.

Нырнул, проплыл слегка под водой, с удивлением, как всегда, приглядываясь к необычному, оранжево-зеленому подводному миру: в нем так и чувствуется своя, особенная жизнь. Вынырнул, разглядел торчавшие вдали головы Татьяны и Лены – они что-то весело кричали мне, – пошел к ним жадным, азартным кролем, как на стометровке. Выдыхал в воду, стараясь разрезать ее головой; когда хватал воздух широко раскрытым ртом, краем глаза успевал заметить радужную воду, а узкой полоской, над ней – небо; они, как двухслойная лента, стремительно бежали мимо меня. Даже Татьяна на время, даже думы о маме – все пропало, осталось только ощущение воды, движения и собственного тела.

Успел заметить лица Татьяны и Лены – они с откровенным, уважительным удивлением глядели на меня, – набрал побольше воздуха в легкие, ушел под воду, поплыл под ними. Татьяна и Лена торопились,. движения их были резкими и беспорядочно-порывистыми: я понял, что они не видят меня и боятся. Рванулся кверху, стремительно выскочил до пояса из воды между ними, загоготал на все побережье. Они тоже смеялись, что-то кричали мне, торопливо уплывая 'в стороны от меня. А я все еще не мог распоряжаться собой, будто внутри у меня по-прежнему ровно и мощно работал двигатель. Чтобы дать выход излишку энергии, я пошел дальше в море уже баттерфляем, потом просто саженками, потом на спине. И вот, кажется, чуть успокоился, во всем теле было ощущение силы и ровной, устоявшейся могущественности, как после хорошей разминки. Оглянулся: Татьяна и Лена махали мне руками метрах в трехстах к берегу от меня. И рядом с ними торчала голова Венки. Он-то, конечно, не махал мне, хотя я бы, к примеру, ничуть не удивился, если бы и он помахал. А Татьяна и Лена махали мне совершенно так, будто Венки вообще не было с ними рядом. Тогда и я махнул пару раз им в ответ, снова выскочил из воды до пояса, огласив побережье могучим ревом, снова кролем пошел к ним. И опять двухслойная полоска неслась рядом со мной, и опять было приятное ощущение стремительного и сильного движения.

Потом мы вчетвером пасовались мячиком на берегу. На Татьяну я опять почему-то не мог глядеть, и она на меня не смотрела, а вот Лену мне было даже слегка жалко за ее хрупкость. Вспомнилось, с каким пренебрежением она относилась всегда к занятиям физкультурой, почти как Гусь к гуманитарным предметам, и никогда не была ни в одном спортивном кружке. А у Венки неожиданно оказались уже слегка волосатыми грудь и ноги, короткие по сравнению с несоразмерно большим и тяжелым туловищем. Одна из любимейших моих книг – «Борьба за огонь» Рони-старшего. Хоть и мне самому далеко до ее главного героя Нао, но вот Венка явственно напомнил мне одного из злодеев-варваров этой книги: у того тоже были короткие ноги и мощный торс.

Не зкаю почему, но снова уже чувствовалось напряжение в воздухе, как перед грозой. Как это получилось, трудно объяснить. Пасовались мы, как обычно. То Татьяна, то я прыгали и били по мячу, гасили друг на друга. Венка, как и Лена, спортом по-настоящему никогда не занимался. Оба они вынуждены были отойти на второй план. Вот и поэтому, возможно, хотя и разговаривали мы, и даже смеялись чему-то… только напряжение это все чувствовалось.

К обеду из лесных дебрей появились наши усталые молодожены Кеша с Нешей. У Гуся весь нос был запачкан помадой, а у Лямки размазалась краска на глазах. Оба они находились в сонной забывчивости и не видели нужды скрывать буквально волной накатившее на них счастье.

Мы с Татьяной встретились глазами, я увидел, что и ей так же неловко, как мне, встал. И она встала. Мы снова пошли в море. Я вдруг взял ее за руку. Она не отняла ее, даже чуть сжала пальцами мою руку. Нам что-то кричали вслед, но я слышал только звуки.

Купались мы с ней как-то странно. Я все не мог отпустить ее руку, и она держалась за мою, поэтому мы не плавали, а только приседали, глядя друг на друга под водой, высовывались, хохотали и снова приседали.

Потом я понял по ее глазам, что нам уже пора выходить, и мы пошли на берег. А там веселье было в разгаре. На одном из ковриков были аккуратно разложены бутерброды, стояли разноцветные бутылки, алюминиевые стопочки. Я даже остановился. Утром я бегал в магазин, заботливо и умело – я это знаю, что умело, – с учетом денег выбирал мясо. И знал ведь, что поеду, возможно, на целый день и что надо будет поесть, а ничего решительно не взял с собой!