Какое надувательство! - [65]
— Уже кое-что, — фыркнул Родди.
— Во-вторых. — Фиби задумалась, прикрыв глаза, потом набрала в грудь побольше воздуху. — Мне никогда не хватало смелости сказать это кому-то, но… Понимаете, за много лет, с большими трудностями, мне удалось нарастить определенную… веру в себя. В том, что касается живописи, я имею в виду. И похоже, до такой степени, что мои работы кажутся мне довольно неплохими. — Она улыбнулась. — Звучит очень самоуверенно, да?
— Отнюдь.
— Так было не всегда. Раньше веры в себя у меня не было никакой. Довольно… болезненно об этом говорить, но… это случилось, когда я была студенткой. На некоторое время я бросила работу, поступила в художественный колледж и жила с несколькими людьми в одном доме — мы его вместе снимали. И вот однажды у нас на несколько дней остановился один человек. Гость. Как-то раз я вышла за покупками, а когда вернулась, он у меня в комнате рассматривал мою картину, незаконченную. Едва начатую, точнее. Как будто… разглядывал меня без одежды. Мало того, он начал было о ней что-то говорить, и стало ясно, что для него она означает нечто совершенно иное, что мне не удалось ничего в ней передать, и я… Это было очень странно. А через несколько дней он уехал, ничего никому не сказав. Даже ни с кем не попрощавшись. И все мы почувствовали… какую-то пустоту, а я не могла смотреть больше на свои картины. И не хотела, чтобы кто-то другой на них смотрел. В конце концов я попросила у хозяйки дома разрешение устроить на заднем дворе костер и сожгла все, что сделала. Все картины, все рисунки. Ушла из колледжа и снова стала медсестрой на полной ставке. Так все и было какое-то время. Я ничего не писала — вообще. Не то чтобы я об этом не думала, нет. Я по-прежнему ходила в галереи, читала журналы и прочее. Просто внутри у меня осталось такое… пустое пространство — там, где раньше была живопись, — и мне его нужно было чем-то заполнить. Или, вернее, кем-то, поскольку мне хотелось только найти картинку — любую картинку, — что лишь попадется мне на глаза, и все как-то… свяжется вместе. Вам знакомо такое ощущение? Наверняка. Вы вдруг сталкиваетесь с художником, картины которого действуют на вас так сильно, будто вы оба понимаете какой-то один личный язык, и художник этот лишь подтверждает ваши собственные мысли, но в то же время сообщает вам что-то новое.
Родди безмолвствовал — он явно ничего не понимал.
— Не знакомо, да? Ладно. Что там говорить, этого все равно так и не произошло. Но примерно через пару лет я получила бандероль от одного из своих бывших преподавателей. Судя по всему, они в колледже делали какую-то уборку в шкафах, нашли несколько моих набросков и решили вернуть. Я распаковала их и стала пересматривать. И самое смешное — среди них был набросок той картины, с которой у меня связано столько неприятных воспоминаний. Когда я увидела его снова — вернее, когда я их все увидела снова, — я осознала, как тот человек ошибался и как ошибалась я, что так на его слова отреагировала. Потому что, когда через много лет я увидела их снова, я поняла, насколько они хороши. Я поняла, что нащупала что-то. Поняла, что рядом нет никого — нет, не лучше меня, самомнение у меня не настолько развито, — но никто на самом деле не работает так же, не пытается делать чего-то похожего… И уверенность почему-то вернулась ко мне: я почувствовала, что действительно занимаюсь чем-то стоящим, как и те художники, которых покупают, выставляют, которым делают заказы. Это ощущение меня больше не покидало. Я чувствую, что я… я его заслужила. Поэтому вам, наверное, следует знать, что настроена я достаточно решительно. Наверное, все-таки самое важное для меня сейчас — отыскать для моих работ какую-то аудиторию.
Фиби сделала несколько глотков вина и смахнула со лба прядь. Некоторое время Родди молчал.
— Наверное, нам вот что нужно будет сделать, — наконец сказал он. — Завтра мы посмотрим все ваши картины еще раз и поймем, что тут можно устроить. — Фиби кивнула, — А теперь, мне кажется, нам лучше отправиться в постель, — Она вопросительно на него посмотрела, — Порознь, — добавил он.
— Хорошо.
Они вместе поднялись по Большой лестнице и у входа в Восточный коридор чопорно пожелали друг другу спокойной ночи.
4
На кровати под балдахином Фиби почувствовала себя крошечной. Матрас был мягок и кочковат, и хотя она намеревалась лечь с того краю, что ближе к окну, тяжесть собственного тела увлекла ее в глубокую яму в центре. Когда она шевелилась, кровать немилосердно скрипела; но и весь дом, казалось, беспрестанно поскрипывал, постанывал, шелестел или нашептывал что-то, будто ему очень неуютно. Чтобы как-то отвлечься от этой тревожной музыки, Фиби попробовала сосредоточиться на странных событиях дня. В целом она была довольна тем, как все обернулось с Родди. Еще по пути в Уиншоу-Тауэрс она после множества сомнений решилась-таки с ним переспать, если он выставит это непременным условием продвижения ее работ, однако была рада, что идти на это не пришлось. Из их совместного уик-энда начинало вырисовываться нечто гораздо лучше и неожиданнее — взаимопонимание.
Максвелл Сим — классический неудачник. Брак распался, работа не в радость, и вот он уже полгода пребывает в клинической депрессии. Максвелл Сим — никому не нужный, выброшенный из жизни изгой, — тот, кем все мы боимся стать. У него нет друзей (если, конечно, не считать 70 «френдов» из «Фейсбука»), ему не с кем поговорить, и каждый контакт с живым человеком для него глобальное событие, которое он может и не пережить. Случайная встреча в аэропорту со странной девушкой запускает в голове Максвелла цепную реакцию признаний и воспоминаний, которые приведут его к фантастическому финалу.
`Дом сна` – ироничный и виртуозно написанный роман о любви, одиночестве, утрате и безумии.У героев Коу запутанные отношения со сном – они спят слишком мало, слишком много, не спят вовсе, видят странные сны, не видят снов никогда... Двенадцать лет назад нарколептичка Сара, кинофанат Терри, маниакальный Грегори и романтик Роберт жили в мрачном особняке Эшдаун, где теперь располагается клиника по лечению нарушений сна. Жизнь разбросала их в разные стороны, но они по-прежнему связаны прочными нитями бессонницы и снов.
Эпоха семидесятых, Британия. Безвкусный английский фаст-фуд и уродливая школьная форма; комичные рок-музыканты и гнилые политики; припудренный лицемерием расизм и ощущение перемен — вот портрет того времени, ирреального, трагичного и немного нелепого. На эти годы пришлось взросление Бена и его друзей — героев нового романа современного английского классика Джонатана Коу. Не исключено, что будущие поколения будут представлять себе Англию конца двадцатого века именно по роману Джонатана Коу. Но Коу — отнюдь не документалист, он выдумщик и виртуоз сюжета.
«Круг замкнулся», вторая часть знаменитой дилогии Джонатана Коу, продолжает историю, начатую в «Клубе Ракалий». Прошло двадцать с лишним лет, на дворе нулевые годы, и бывшие школьники озабочены совсем другими проблемами. Теперь они гораздо лучше одеваются, слушают более сложную музыку, и морщины для них давно актуальнее прыщей, но их беспокойство о том, что творится в мире, и о собственном месте в нем никуда не делось. У них по-прежнему нет ответов на многие вопросы. Но если «Клуб Ракалий» — это роман о невинности, то второй роман дилогии — о чувстве вины, которым многие из нас обзаводятся со временем.
Есть ли у человека выбор или все за него решает судьба? Один из самых интересных британских писателей, Джонатан Коу, задается этим извечным вопросом в своем первом романе «Случайная женщина», с иронией и чуть насмешливо исследуя взаимоотношения случайного и закономерного в нашей жизни.Казалось бы, автору известно все о героине — начиная с ее друзей и недругов и кончая мельчайшими движениями души и затаенными желаниями. И тем не менее «типичная» Мария, женщина, каких много, — непостижимая загадка, как для автора, так и для читателя.
Робин Грант — потерянная душа, когда-то он любил девушку, но она вышла за другого. А Робин стал университетским отшельником, вечным аспирантом. Научная карьера ему не светит, а реальный мир кажется средоточием тоски и уродства. Но у Робина есть отдушина — рассказы, которые он пишет, забавные и мрачные, странные, как он сам. Робин ищет любви, но когда она оказывается перед ним, он проходит мимо — то ли не замечая, то ли отвергая. Собственно, Робин не знает, нужна ли ему любовь, или хватит ее прикосновения? А жизнь, словно стремясь усугубить его сомнения, показывает ему сюрреалистическую изнанку любви, раскрашенную в мрачные и нелепые тона.
Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».
В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.
Жизнь – это чудесное ожерелье, а каждая встреча – жемчужина на ней. Мы встречаемся и влюбляемся, мы расстаемся и воссоединяемся, мы разделяем друг с другом радости и горести, наши сердца разбиваются… Красная записная книжка – верная спутница 96-летней Дорис с 1928 года, с тех пор, как отец подарил ей ее на десятилетие. Эта книжка – ее сокровищница, она хранит память обо всех удивительных встречах в ее жизни. Здесь – ее единственное богатство, ее воспоминания. Но нет ли в ней чего-то такого, что может обогатить и других?..
У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.
В пустыне ветер своим дыханием создает барханы и дюны из песка, которые за год продвигаются на несколько метров. Остановить их может только дождь. Там, где его влага орошает поверхность, начинает пробиваться на свет растительность, замедляя губительное продвижение песка. Человека по жизни ведет судьба, вера и Любовь, толкая его, то сильно, то бережно, в спину, в плечи, в лицо… Остановить этот извилистый путь под силу только времени… Все события в истории повторяются, и у каждой цивилизации есть свой круг жизни, у которого есть свое начало и свой конец.
С тех пор, как автор стихов вышел на демонстрацию против вторжения советских войск в Чехословакию, противопоставив свою совесть титанической громаде тоталитарной системы, утверждая ценности, большие, чем собственная жизнь, ее поэзия приобрела особый статус. Каждая строка поэта обеспечена «золотым запасом» неповторимой судьбы. В своей новой книге, объединившей лучшее из написанного в период с 1956 по 2010-й гг., Наталья Горбаневская, лауреат «Русской Премии» по итогам 2010 года, демонстрирует блестящие образцы русской духовной лирики, ориентированной на два течения времени – земное, повседневное, и большое – небесное, движущееся по вечным законам правды и любви и переходящее в Вечность.