Какая-то ерунда - [27]

И так оно пошло и поехало. Дима с детьми жил, отец ихний их навещал по первой возможности и материально частично поддерживал. Хотя ему и самому в этом смысле невесело было. Ну и родители Димины в чем могли, также свою помощь оказывали. В плане купить чего-либо в очереди или с детьми посидеть, когда у Димы дела какие-нибудь неотложные возникали или подработать надо было ему на халтуре. И так бы Дима весь этот срок, определенный Саяновой по приговору суда, и провел незаметно для себя, если б через полгода его с детьми из квартиры не выселили. Сказали, через шесть месяцев те, которые осужденные по суду, постоянной прописки лишаются советским законом. И места жительства лишаются. А кроме ответственного квартиросъемщика Саяновой Галины Максимовны, как раз и являющейся осужденной, никто из совершеннолетних граждан на этой жилплощади прописки не имеет, а он сам, товарищ Рыбин, есть человек сугубо посторонний и занимает эту жилую площадь против всяких правил и постановлений и, возможно даже, в корыстных целях. Дима еще понять не мог, откуда им все стало известно, он же квартплату регулярно вносил, без задержек. А потом, позже, правда, выяснилось достоверно, что это кто-то из соседей нужное заявление сделал. А там уже, как говорят, дело техники - все само раскрутилось постепенно. Да оно бы и без этого заявления, наверно, в точности тем же самым закончилось. Из соответствующих органов, небось, все равно информация поступила бы куда положено своевременно. И тогда Дима, что смог из вещей, к отцу с матерью переправил - одежду, посуду, постель, игрушки и всякое такое, а мебель там, холодильник пришлось ему в срочном порядке продавать, так как некуда было это у родителей разместить, на их ограниченной площади. И Дима продал всю почти что обстановку разным людям, а деньги на имя Саяновой Галины Максимовны в сбербанк положил, на срочный вклад. Чтобы все честно. И перебрались они к родителям. К Диминым. И жили у них, пока Саянова свой срок отбывала. И ничего жили. Хоть и друг у друга на головах. Но все быстро с теснотой примирились, и дети даже примирились. Только одно им никак не нравилось - что в школу теперь надо было на трамвае ездить и вставать из-за этого рано, чтоб Дима их по пути на работу туда завез. А в другую школу Дима не стал детей переводить, ну, чтобы лишний раз с бумажками не связываться и не объяснять всем подряд, где находятся их мать и отец, и кем приходится им, детям, он сам, и почему это школу они вздумали менять посреди учебного года.

И вот, значит, Дима потихоньку работал, дети учились на "хорошо" и на "отлично", и здоровье было у них более-менее. Для их возраста. Конечно, и Саянов Диме всяческое содействие оказывал - и в проблемах воспитания, и в денежном выражении, и морально, несмотря на то, что его сын, который у него в результате второго брака родился, постоянно болел по больницам, и жена после тех неудачных тяжелых родов тоже безвылазно болела.

И два года для Димы быстро прошли, пролетели даже, можно сказать, и у Саяновой срок заключения завершился, и она освободилась из мест лишения свободы и сразу, конечно, первым делом, к Диме кинулась, потому что про судьбу своей квартиры и про другое все она была в курсе событий, ей Дима в письмах все тщательно описал. Ну, и приехала она к Диме, детей обнимает и целует и нацеловаться не может, и слезы у нее по лицу текут и на пол капают. А дети тоже, конечно, радуются встрече с ней. Все ж таки они по матери сильно скучали, особенно первые месяцы. Потом, правда, меньше скучали. Привыкли. А поначалу скучали сильно. И вот обнимается с ними Саянова, а Дима сидит на табуретке в стороне и на них смотрит. И родители его, отец с матерью, тоже эту картину молчаливо наблюдают. А потом Саянова поуспокоилась малость, глаза вытерла и к Диме, на табуретке сидящему, приблизилась. И говорит она Диме, что спасибо тебе, в общем, за них и забудь, говорит, все прошлое и давай жить по-новому и по-человечески. А Дима ей в ответ протягивает сберкнижку на ее имя и говорит, что не стоит благодарностей. Что касается детей. А что касается жить, то я этого не приветствую, так как не получится у меня все забыть.

- А что же мне в таком случае делать? - Саянова у него спрашивает.

- А это тебе видней, - Дима ей говорит.

А Саянова говорит:

- А можно, дети у тебя недолго поживут?

А Дима говорит:

- Это - пожалуйста. Можно.

И Саянова развернулась и уехала в город своего детства Кривой Рог, откуда она была родом и где у нее и сейчас жил родной отец со своей женой, а с ее, значит, мачехой. Уехала, и отец, видно, принять ее к себе согласился, потому что через какой-то короткий период времени она к Диме за детьми вернулась и забрала их с собой и увезла в этот самый свой Кривой Рог, а они туда уезжать не хотели, а наоборот, хотели остаться. 1991

НОМЕР

Самолет улетал рано. То есть почти ночью. И такси Кротов вызвал по телефону на два тридцать плюс-минус пятнадцать минут. А с женой он так договорился заранее, что посадит их в это вызванное такси, а сам с ними в аэропорт не поедет. Номер такси запомнит, если что на всякий случай и все. И останется дома, так как завтра, хоть и суббота, а надо ему на работу. А на работе у него был законный выходной и вообще он оформил очередной отпуск с понедельника. И вот, значит, такси пришло в назначенный час, и жена с дочкой сели в него на заднее сидение, и Кротов вещи их в багажник захлопнул, и они уехали. А номер он, Кротов, вроде бы и запомнил, но цифры тут же у него перепутались и из головы выскочили. А жена ему перед тем, как в машину сесть, сказала, что когда-то ты меня не только что до аэропорта провожал, а и намного дальше. Это она напомнила и намекнула, как он в первый год их жизни купил себе тайно от нее билет на тот же самый самолет, что и ей и, когда она уже начала плакать на регистрации, Кротов положил на стойку этот свой билет и паспорт. И летел с ней до Львова, а потом тем же самолетом вернулся назад. Был такой у них в биографии дурацкий эпизод. А теперь, конечно, все у них по-другому и не так. И вообще никак. И они приняли, значит, решение, что она уедет к своим родителям в гости, и они поживут месяц врозь друг от друга и отдохнут и, может быть, соскучатся.