Какая она, победа? - [34]

103

дождем окно прорабской. Наверное, это привычка — вдруг отстраниться от

собеседника, от факта, чтобы увидеть панораму в целом, разом охватывая

всю проблему. Привычка, рожденная необходимостью. Пусть даже всего

лишь повседневным исполнением служебных обязанностей. Это давным-

давно не первая его стройка, пришлось на своем веку и поездить и

посмотреть, но Токтогульская и самая длительная, и самая сложная, и потому

самая дорогая, одна такая на всю жизнь. Что ни вопрос — проблема, звено

вяжется за звеном, и первое среди них — перекрытие Нарына. Стройке

нужен котлован, котлована не будет без перекрытия, для перекрытия нужен

тоннель, а тоннель нужно еще довести до ума. Но это всего лишь

сегодняшние заботы. А дальше?. Как будет осуществлена врезка в борта

громадного каньона? Проектировщики ломают головы над освоением

склонов до отметки «1300». Но ведь над уступом отметки «1300» еще тысяча

метров потенциально неустойчивых пород! Как будут они вести себя во

время врезки и сооружения плотины? Как поведут, когда у их подножия

возникнет море, рожденное умом, дерзостью, а главное, нуждами человека?

Снимать эти массивы? Но ведь и самая минимальная врезка обойдется в

колоссальные объемы дорогостоящих скальных работ! А до каких пределов

снимать? Разведочные выработки показали, что известняки и на значитель-

ной глубине остаются такими же разрушенными, как на поверхности, с

межпластовыми пустотами и кавернами.

Не трогать совсем? Но в районе створа проходит тянущийся на сотни

километров Таласо-Ферганский разлом, стройка находится в зоне

повышенной сейсмической активности. Как не помнить об этой реальности,

если плотина гидроузла будет удерживать целое море, если ниже по течению

густонаселенный оазис Ферганской долины?

— Аналогов нет.

Конечно, так можно сказать о любом створе. Так и говорят. Убежденно,

не лукавя. Каждый строитель, каждый пишущий на эту тему журналист

начинает со слов, что «его» станция уникальная, одна такая на весь земной

104

шар. И это, в общем-то, правда. Ведь любое, самое заурядное

гидротехническое сооружение «привязывается» к «натуре», к очень

конкретным природным условиям, которые, вне всякого сомнения,

единственны и неповторимы.

И потому истинный гидротехник считает свою профессию лучшей, а

участь свою, несмотря на катастрофический иной раз расход нервных клеток,

завидной. Не может не являться предметом гордости и то обстоятельство, что

ГЭС, плотины сооружаются в большинстве своем в необжитых местах, и

человеку, причастному к стройке, дается редкая в наш урбанистический век

возможность познать чувства землепроходцев и зачинателей. Вот почему так

предан своей профессии гидротехник. Из гидротехники почти не уходят.

Бывает, уходят со стройки. Но опять-таки на другой створ.

На бледном худощавом лице печать хронического переутомления, над

глубокими залысинами седой суворовский хохолок. Рабочие между собой

называют его «папа Серый». Он невысок, подвижен, ранними утрами

купается в озере, иногда выкраивает время для пешеходных вылазок в

окрестные горы. Иначе, наверное, не выдержать. Ну сколько, кто скажет,

длится рабочий день у начальника стройки, такой по масштабу и по

значению, как Токтогульская? И возраст, возраст, несмотря на все ухищрения

быть в форме! Впрочем, что возраст, чем его измерять? Годами? Их не так и

много. Но он не завидует долгожителям, на какие бы фантастические сроки

они в своей степенной созерцательности ни сохранялись. Его жизнь

измеряется стройками. А каждая стройка — целая жизнь.

Он начинал с реки Вуоксы, с небольшой станции у водопада Иматра на

Карельском перешейке, с первой после защиты диплома должности мастера.

Это была осень 1940 года, и котлован находился рядом с погранзоной. Он не

увидел свою первую станцию в действии — грянула война. С трудом

выбрался в Ленинград. Получил назначение в Душанбе: строил Варзобскую

ГЭС, мелкие станции в горных районах. В 1944 году был направлен на

восстановление Днепрогэса. Ехал туда с особым чувством. Ведь он кончал

105

институт в Киеве, так что знал знаменитый гидроузел не только по

кинохронике или по бесчисленным фотографиям, знал наяву, считал

неотъемлемой частью своей студенческой молодости.

У каждого времени есть свои символы, верстовые памятные столбы.

Таким знаком первых пятилеток был в ряду с Магниткой, Комсомольском-

на-Амуре и Днепрострой. И потому фашисты взорвали не просто

гидротехническое сооружение, в развалинах лежали воплощенные в бетоне

стремление миллионов людей к лучшей жизни, их представления о смысле и

красоте труда, их энтузиазм, самоотверженность, их песни и надежды.

Страшно было видеть эти развалины. Зрелище их явилось одним из самых

яростных душевных потрясений всей жизни, зрительным эквивалентом

таких понятий, как нашествие, насилие, отчего восстановление Днепрогэса