Как живется вам без СССР? - [8]

Внес свою лепту в спор и Хади.

— Только законы физики управляют Вселенной. В древности человек боялся ее, потому и придумал себе подвесной потолок в виде религиозного учения. В тесном помещении комфортнее, удобнее. Огромные пространства над головой не пугают. Великий начальник сидит наверху и всеми управляет. Думать не надо. Думает за нас другой. Надо только правильно понимать чужую мысль. Своя воля не нужна.

— Но без религии никуда! — утверждал Халим.

— В древнем Египте поклонялись скарабеям, — лукаво произнесла Рая. — И кошкам. По улицам Индии бродят бесхозные коровы. Святые… А народ вокруг голодный. И не святой.

— На островах Тихого океана верили в божественность угря, содержали для них шикарные водоемы, — напрягла свои познания и Анна. — В других регионах признавали святость огня… Зороастризм — поклонение огню, процветал в прежних мусульманских краях чуть ли не две тысячи лет.

Не отмалчивался и Рахман, который изучал не только афро-арабскую периодику, он умел и поспорить, отстоять свою точку зрения.

— Религии разделяют людей, а у нас в стране много национальностей. Арабы — на севере, на юге копты, племена, верующие в колдовство. Религиозной болтовней никого не объединить. Но мулла принимает только ту жизнь, в которой ему, будто в коконе, хорошо. Его задача — запугивать людей, чтобы ничего не изменилось. Тогда его клан в почете.

— В республиках Средней Азии семья поминает покойника каждую пятницу в течение года, — вспомнила Анна и продолжила свою мысль о том, что этот обычай — раздолье для муллы, который каждый день сыт. И огромное разоренье для обычного человека, который отвечает еще за жизнь своих детей и стариков. Через религиозные законы фактически идет обыкновенный грабеж населения.

Гости в комнате, кроме Халима, пришли к выводу, что нынче надо строить социальное, а не религиозное государство, чтобы каждому, будто в семье, жилось бы просто и комфортно.

— Религии убили не одно государство, — заметил Рахман.

— Плевать мне на твое государство! Пусть сдыхают все эти государства. Религиозное и расовое единство дороже, — безапелляционно заявил Халим, что до невероятности разозлило остальных. — Главное — это раса, — упорствовал он, — своя кровь.

Тут же вскочил со стула Рахман и закричал гневно:

— Ты — черный, и я черный, но я никогда не захочу в трудной ситуации быть рядом с таким, как ты. Самый мерзкий шантаж — полуправдой. Вроде так и все не так… И мужчина любит женщину не из-за цвета кожи. Душа, идея — вот главное…

Дело принимало крутой оборот. Хади дал понять, что уже поздно, всем утром идти на лекции.

Перед уходом Анна спросила:

— Почему Халим такой злой? Он же биолог, знает, как хрупка любая жизнь без экосистемы. А государство — это экосистема для каждого… Религия не платит пенсию, не строит дома. Религия, может, на время и успокаивает человека, но это путь в никуда. С моей точки зрения. Что он защищает?

— Так он расист. Обыкновенный черный расист. Не только религиозный, но и по цвету кожи. Белых терпеть не может. Почувствовала?

— Еще бы…

Халим и впрямь сверкал глазами, когда глядел на Анну.

— Не обращай внимания. Мы знаем, что он ограниченный человек. Над ним наши ребята уже в самолете смеялись. Ну, представь, прилетели мы в Италию…

В Риме на борт поднялся гид и предложил пассажирам, летящим в Советский Союз, осмотреть древний город. Все целый день с удовольствием разглядывали остатки Колизея, Форума, площадь Святого Марка, но вдруг спохватились, а где Халим? Может, у него живот заболел, нужно вызвать врача?

— Не надо врача, — спокойно объяснил сидевший в своем кресле Халим. — Я ненавижу белых и не вступлю без особой нужды на их землю.

— Но ведь это пустая ненависть, — заметила девушка парню, он же в ответ лишь развел руками, дав понять, что да, Халим таков, каков есть, и принимать его приходится со всеми его нелепостями. Это в России с подобными людьми никто не сталкивался, а в Судане и подобные типы есть.

Вот так, через встречи и столкновения, в спорах Анна знакомилась с миром, о котором никогда ни в одной книжке не читала, ни одним ухом даже не слышала.

— Что же Халим тогда делает в Советском Союзе? — спросила она. — Каким образом ваша партия это допустила? Может, у него богатый отец и дал кому-то взятку?

— Нет, он из бедной семьи.

И не всегда, оказывается, Халим был скверным типом. Когда-то он вступил в компартию, боролся за независимость своей страны, но кто-то его предал, донес, что этот парень — уже в руководстве партии. Халима посадили, рядом в камере оказался религиозный фанатик. Там он и сломался, хотя сам прежде рассказывал другим, какими должны быть цели у молодых ребят.

— Теперь Халим пять раз в день глядит в сторону Мекки, — рассмеялся Хади.

— Но Россия ничего не сделала плохого людям Африки! — возмутилась Анна. — Зачем в своей боли обвинять тех, кто к той трагедии не имел никакого отношения? По инерции он обвиняет и меня. Я же к тому веку, к рабовладельческому, не имею никакого отношения. Он перепутал что-нибудь?

После непродолжительного молчания Хади неохотно выдавил из себя:

— Его уже в Москве кто-то оскорбил из-за цвета кожи…