Как жить с французом - [8]

— Ну что ж, придется брать то, что есть. Не на улице же ночевать, — сказала я, смотря на него глазами олененка Бэмби. Разве олененок Бэмби может навевать непристойные мысли? Только мысли об опеке и заботе.

Гийом согласно кивнул:

— Но я попрошу его, как только комната освободится, сразу же переселить нас.

— Конечно! — горячо поддержала я эту инициативу. Даже чересчур горячо.

В сопровождении хозяина мы поднялись по крутой лестнице на третий этаж, волоча за собой чемоданы — в штате отеля носильщик явно не числился. «Вот это настоящая жизнь, Дашенька. Хорошо, что тебе не надо к ней привыкать», — вела я мысленный диалог сама с собой, втягивая на очередную ступеньку относительно легкий Гийомов чемоданчик. В моей жизни журналиста-путешественника нас везли из аэропорта на микроавтобусе с кондиционером, по дороге заботливый отельный менеджер раздавал нам бутылки с минералкой, в лобби гостиницы нас, как правило, ждал поднос с бокалами шампанского, и, пока мы пили за знакомство, ресепшионист уже приносил ключи от наших комнат. Надо ли говорить, что чемодан сама я передвигала не дальше, чем от багажной ленты до двери такси.

Хозяин отпер дверь с номером 303 и шагнул внутрь.

Мы остались за порогом, потому что больше туда войти никто не мог.

— Там ванная. — Хозяин уперся локтем в стену слева. — Там окно, рядом шкаф. — Широкий жест направо. — А вот кровать. — Он дал дружеский шлепок подушке. — Чувствуйте себя как дома!

И бочком вышел. Мы переглянулись и втянули чемоданы в узкое пространство между кроватью и гипсокартонной стенкой. Перед нами было окно, а за ним — глухая серая стена какого-то индустриального здания. Хотя если уж совсем честно, перед нами была кровать, а уже за ней — окно. Но этот предмет интерьера мы молчаливо договорились не замечать.

* * *

Это было очень стеснительно. Мы изо всех сил старались не смотреть в сторону лежбища, но ввиду того, что оно занимало три четверти пространства комнаты, получалось у нас плохо. Я аккуратно раскладывала свои блузки на левой стороне кровати, боясь задеть ими невидимую демаркационную линию, которая делила спальное место на мою и его половины. Гийом долго ковырялся в своем чемоданчике, а потом спросил, может ли он первым принять душ после дороги.

Кровь прилила к моим щекам. Куда же мне деваться в этой десятиметровой клетушке, когда он выйдет из ванной с вафельным полотенцем вместо набедренной повязки?!

— Конечно иди. Я пока как раз закончу со шкафом, — подбодрила я его. И вся обратилась в слух.

Щелкнула щеколда на двери. Хлопнуло об стену полотенце. Тонко затрещал трикотажный пуловер, стягиваемый через плечи. Звякнула пряжка ремня на джинсах. Вжикнула расстегиваемая молния. Джинсы упали на кафельный пол. Наступила пауза, наполненная еле слышным шуршанием. Я знала, ЧТО он сейчас снимает. И не могла об этом не думать. Воображение увлекло меня так далеко, что звук воды, обрушившейся на эмаль душевого поддона, показался почти оплеухой. Я вынырнула из эротических фантазий и судорожно принялась расправлять платье на плечиках, как будто кто-то мог меня уличить в непристойности.

Он вышел из ванной в халате и носках. Это было огромным облегчением. Я поспешила занять неостывший душевой поддон, чтобы дать ему время переодеться. И только тут заметила толчок. О ужас, что же делать целую неделю?! Ведь тонкие гипсокартонные стены способствуют рождению не только эротических фантазий, но и других, еще более натуралистичных образов.

Под горячим душем самые неразрешимые проблемы кажутся решаемыми. В конце концов, тысячи студентов, чтобы снять квартиру, ищут соквартирантов через социальные сети и специальные сайты. В лучшем случае они пару раз встречаются в кафе, прежде чем начать вести совместное хозяйство. Мы, правда, до сих пор не виделись ни разу… Но и делить жилплощадь нам не так уж долго — всего семь дней. А потом я увижусь с Маартеном, и начнется совсем другая жизнь…

Я закуталась в длинный, мешковатый халат и вышла из ванной. Гийом развешивал рубашки. Лихо перемахнув через его часть кровати, я уселась на своей в позе лотоса. Путь к чемодану был перекрыт, поэтому ничего не оставалось, как рассматривать его спину. Очень статную спину, ограниченную сверху широченными плечами, а снизу — узкими бедрами. Все как мы любим.

— Да, ты не могла бы сразу отдать мне половину того, что я заплатил за гостиницу? — попросил вдруг Гийом, не отрываясь от развешивания рубашек. — Двести двадцать евро.

Клямц! Пок-пок-пок-пок-пок! Внутри меня как будто лопнул пузырек с ядом, и его содержимое стало быстро растекаться по венам и артериям. Яд имел противолюбовное действие. Все достоинства Гийома — чувственный голос, широкие плечи, густые темные волосы, орлиный нос — стали скукоживаться на глазах. Он все так же стоял напротив, расправляя рубашку на плечиках, халат красиво обнимал его торс, я даже чувствовала сложносоставной запах его волос, кожи и геля для душа, но при этом он вдруг удалился от меня на непреодолимое расстояние. По десятибалльной шкале разочарований это тянуло на девять: как будто все приятные ожидания, что копились во мне эти несколько дней и достигли той критической массы, чтобы перерасти во влюбленность, вдруг обратились в пыль, а у меня даже не было сил поднять руку, чтобы удержать несколько пылинок.