Как жить с французом - [19]
В предпоследний день мы добрались до Манежной площади и даже подошли к кассам… но неприветливая барышня защелкнула замок ровно в тот момент, когда я обреченно взялась за ручку. Я ведь уже говорила, что мы везде и всегда опаздывали и — самое ужасное — нисколько из-за этого не переживали? Мавзолей, слава богу, был закрыт, и мне не пришлось краснеть за то, что я сама там никогда не бывала, даже со школьной экскурсией. Храм Христа Спасителя мы обежали довольно быстро, по дороге от Арбата к Китай-городу, и Гийом успел только мимоходом заметить, что выложенные неоновой проволокой имена святых похожи на рекламу кока-колы. Этот пассаж непременно надо вставить в какой-нибудь текст для «Вечерней Москвы», подумала я, но тут же сама себя срезала: ее же финансирует мэрия.
Гийом стремительно завоевывал мое журналистское сердце своими редкими, но меткими комментариями. И непременно завоевал бы, если бы, кроме них, делал хоть какие-то попытки мне понравиться.
Вероятно, его стремление готовить ужины нужно было расценивать как такие попытки. Но даже это трогательное предложение в его устах звучало обидно. Например, он говорил:
— Сегодня вечером я приготовлю тебе омлет «Четыре сыра».
— Мняяммм! — кидала я одобрительный взгляд поверх зеркала, перед которым выводила стрелки на глазах.
— Можно использовать яйца, которые в холодильнике?
— Конечно, дорогой, зачем спрашивать! — отвечала я, натягивая ботинок.
— И если я возьму остатки сыра с нижней полки, никто не обидится?
— Все, что в холодильнике, лежит там в ожидании, что его приготовят. И никто не справится с этим лучше тебя, — добавляла я елейным голосом, закрывая за собой дверь.
— Спасибо за доверие, — улыбался он, придерживая дверь. — Но одного сыра все равно маловато. Не могла бы ты по дороге с работы купить кусочек горгонзолы, грамм двести шанталь, ломоть пармезана… Впрочем, гран-падано тоже подойдет.
— Могу, — с заметно угасшим энтузиазмом отвечала я после паузы, во время которой калькулятор в голове подсчитывал, во сколько мне обойдется этот омлет.
На другой день Гийом взялся готовить пиццу. Он выдворил всех из кухни, строго-настрого запретив нам вмешиваться в кулинарное священнодействие. Дверь в храм еды периодически распахивалась с вопросами: «Где лежат глубокие тарелки?», «А плоские?», «А консервный нож?», «А противень?», «А скалка?» На последнем вопросе мы с мамой недоуменно переглянулись: у нас в доме не увлекались ни выпечкой, ни домашними пельменями, и скалка имелась только в сувенирном наборе деревянной утвари, привезенном из Болгарии.
Гийом осмотрел предложенную скалку с художественно выжженным славянским орнаментом на ручке и почесал затылок.
— Вы живете в каменном веке, — без улыбки заявил он мне.
— Потому что у нас нет скалки?! — воскликнула я.
— И поэтому тоже. Как можно жить без скалки?
В ближайшие дни он понял, как можно жить без конусообразного устройства, вытаскивающего сердцевину из яблок, без специальных ножниц для куриного филе, без губки со скребком, собирающей капли со стен ванной после душа, и даже без терки для пармезана. Да в принципе и без пармезана тоже.
Однажды утром Гийом заявил, что мы идем на рынок, потому что на ужин запланированы «ондив су крэм фреш». Из названия блюда я знала только слово sous, которое вопреки очевидности значило вовсе не «соус», а всего лишь предлог «под». Я кивнула и незаметно, стараясь не выдать своего слабого в гастрономическом смысле французского, набила ondive в онлайн-словаре. Словарь бестактно указал на мою безграмотность, предложив выбрать из десятка вариантов правильного написания. Неужели вы, мадемуазель, могли предположить, что все будет так просто — слышится «о» и пишется «о»?! Вы не знали, что французы на месте о могут писать e, au, eau, aeux и даже ault? Я попробовала все варианты, ожидая, когда в окне перевода появится что-нибудь съедобное.
— Цикорий?! — изумленно переспросила я компьютер. — Цикорий?! — еще изумленнее переспросила я Гийома. — Ты хочешь купить цикорий?
— Я хочу купить endives, — настаивал он.
— Ну да, словарь говорит, что это цикорий. Но по моим детским ощущениям цикорий — это старинный заменитель кофе для натуропатов и страдающих диабетом. Если честно, я никогда не слышала, чтобы живые люди покупали цикорий. И уж если покупать его, то уж точно не на рынке, а в… — я снова обратилась к онлайн-словарю, — отделе бакалеи.
Гийом пожал плечами, дав понять, что в нашей стране и куриное филе может продаваться на птичьем рынке. Может, смысл блюда прояснится, если понять, что такое crème fraîche? «Сливки», — без сомнения ответил онлайн-словарь. Значит, это все-таки какой-то молочно-сахарный десерт. Что ж, тогда и цикорий звучит правдоподобно, кто знает, насколько французская кулинария отстала от мирового прогресса. Я люблю сладкое.
— Дорогая, это — растворимый кофе, — мягким тоном психотерапевта сказал Гийом, когда я радостно подвела его к витрине и ткнула пальцем в банку с надписью «Цикорий» и изображением чашки черного напитка. — Иными словами, это совсем не endives.
— О’кей, тогда придется признать, что я не понимаю, что ты имеешь в виду под цикорием, — вздохнула я. — Сориентируй меня, где он продается.
Эта книга вовсе не про модные тенденции в воспитании детей, а про болезненное выращивание француза в себе. И шире – про то, как мы хотим стать лучше и что нам в этом мешает.У Дарьи есть умница дочка, красавец муж, европейский вид на жительство и несколько языков в активе. Вроде бы живи да радуйся. Но не тут-то было! Жизнь то и дело подкладывает ей горошины под перину, и вскоре героине предстоит выяснить, как узка, оказывается, её зона комфорта.
В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.
Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).
Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…
О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.
Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.
В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.