Как жить с французом - [18]

* * *

Любой мужчина старше пятнадцати знает, без чего нельзя приходить в гости к женщине. В легком чемоданчике Гийома кроме смены белья и пары парадных рубашек лежал джентльменский набор — бутылка вина, набор шоколадных конфет из дьюти-фри и коробочка презервативов. Его самоуверенность раздражает, подумала я, окинув взглядом этот натюрморт в драпировке из джинсов. Кто сказал, что вина и конфет хватит, чтобы расположить меня к сексу? В наших отношениях пока что нет такой конкретики. За месяц я ведь могла и передумать. Но, как выяснилось несколькими минутами позже, эти три константы романтического вечера предназначались трем разным людям: бордо урожая 2000 года отошло маме, шоколадками была задобрена младшая сестра, а мне досталось исключительное право использовать презервативы. Из принципа распределения материальных благ я сделала вывод, что Гийом расценивал наши отношения иначе, чем я; по крайней мере, для него они уже перешли в ту фазу, когда секс перестает быть наградой за добытого мамонта, а становится обязательной частью досуга. Тем не менее ему нельзя было отказать в предусмотрительности: увлекшись бордо, мама забыла о ритуальном допросе, который стартовал с обманчиво-любезного вопроса «Чем вы занимаетесь, молодой человек?» и заканчивался раздраженно-риторическим «А на что вы собираетесь содержать мою дочь?!» — даже если юноша на ее дочь не имел никаких матримониальных видов. Благодаря продукции французских виноделов спали мы без лишних вопросов в одной постели, хотя я так и не дозрела до того, чтобы представить его семье как своего молодого человека.

* * *

Я с гордостью заметила, что даже те немногие друзья и родственники, которые не уличены в полиглотстве, чисто и четко воспроизводят на французском знаменитую речь Кисы Воробьянинова у входа в пещеру: «Мсье, же не манж па сис жур». Как знакомятся с Гийомом, сразу бойко так выдают: «Мсье, я не ел шесть дней!» Ну почти как французы, знакомясь со мной, выпаливают: «О, водка-матрешка-КГБ!» Удивленному Гийому я объясняю, что это наше национальное приветствие, вроде сингапурского «Хэв ю макан?» («Ты ел сегодня?»). Во времена массового переселения китайцев в 1970-х годах молодой Сингапур страдал от нищеты и голода: китайцев было так много, что риса на всех не хватало. Справиться о том, ел твой визави сегодня или нет, было не просто проявлением заботы, но и первым пунктом инструкции по самообороне: говорят, в те времена голод был так жесток, что имели место случаи людоедства. Друзьям Гийом нравился. У него были густые волосы без залысин, зарплата менеджера низшего звена, съемная квартира и мечты стать рок-музыкантом — все как у нормального человека в двадцать пять лет. У обычного представителя категории мужчин «Дашины ухажеры» мечты если и были, то реализованные, а слово «зарплата» они уже давно заменили обтекаемым и многозначительным словом «доходы». Гийом тоже не любил слово «зарплата» — в его жизненные планы входило сколотить многомиллионное состояние в ближайшее десятилетие и уйти на заслуженный отдых в тридцать пять лет. Тогда он будет целыми днями играть на гитаре, купаться в море и, возможно, даже напишет книгу. Про что — пока не знает.

В его представлениях «писать книгу» было синонимом культурного безделья.

Мои друзья мужского пола разделяли его мечты и убеждения. Несмотря на то что мало кто из них сносно говорил по-английски. Но я склонна думать, что на свете существует какой-то специальный мужской язык, позволяющий представителям этого неразговорчивого пола понимать друг друга без слов. Мужчины могут уйти за пивом в ближайшую палатку и вернуться через два часа, обнимаясь и клянясь в вечной дружбе. И окажется, что они успели обсудить все экзистенциальные вопросы и выяснить, что во всем солидарны.

У женщин все сложнее. Они сходятся и расходятся в частностях. Как тут обойтись без слов? Поэтому мои подруги держали с Гийомом дистанцию: задав ему несколько общих вопросов из учебника «Хэппи Инглиш» и единодушно постановив, что его английский слишком гнусав для понимания, они посчитали свою миссию знакомства выполненной и переключались в режим рассматривания. А рассматривать было что. Гийом так выделялся на фоне соотечественников, что в Доме-музее Васнецова, где я велела ему молчать как рыба, все равно пришлось заплатить за билет сто двадцать рублей вместо шестидесяти. Иностранцам прикосновение к русской культуре обходится в два раза дороже, чем нам. Что в нем было не так с точки зрения отечественной физиономики? Частности, заметные только женскому глазу: угол между бровями и носом, тонкость переносицы, резкость скул, соотношение плечей и бедер, выражение лица. Бабушку-билетершу не проведешь.

* * *

Гийом очень хотел увидеть Кремль. Майская Москва расстелила свои клумбы, включила фонтаны, выпустила лебедей в приусадебные озера — а он не отрывал взгляда от страниц «Лё Пти Фютэ», где я краем глаза увидела древнюю фотографию Мавзолея и много-много золоченых куполов. Он помнил об официозных достопримечательностях даже на пикнике в Абрамцево, даже во время прогулки по Аптекарскому саду-огороду, даже под переливы рояля в клубе на Малой Дмитровке.