Как жить с французом - [15]

* * *

Первое, что я заметила, — твидовый пиджак в мелкую коричневую клеточку с кожаными нашивками на локтях. Второе — наметившийся второй подбородок. Но в остальном нельзя было отрицать, что мужчина, пересекающий Гранд-плас решительными шагами, — Маартен Уэнс, которого мое воображение законсервировало загорелым и подтянутым, в узких плавках, в его идеальные двадцать шесть. Я даже не успела разнервничаться или задаться вопросом, в какое место его правильней поцеловать — в губы или все-таки в щеку, — он сгреб меня в охапку и закружил. Замелькали перед глазами стрельчатые фасады домов гильдий, торговцы горячими вафлями, японские туристы, наводившие на нас дула-объективы, дети в разноцветных дождевиках…

— Привет! — выдохнул он, поставив меня.

— Привет! — ответила я, не в силах совладать с расплывающейся по лицу улыбкой.

Все-таки он потрясающе красивый мужчина. И он непритворно рад меня видеть.

— В моих мечтах ты должна бы броситься мне на шею и страстно поцеловать, мы же все-таки пять лет не виделись, — упрекнул он.

«Мы же все-таки пять лет не виделись, откуда я знаю, хочешь ли ты меня еще целовать?» — пронеслось у меня в голове, но вслух я сказала:

— Северная сдержанность.

— Я думал, ты будешь в декольте и юбке, — заметил он, оглядев меня с головы до ног.

— Ты разочарован?

— Немножко.

Как я могла, идиотка, одеваясь, думать о такой прозе жизни, как предстоящий пятичасовой перелет с пересадками! Куда, словно по волшебству, испарился страх выглядеть рядом с ним замарашкой? Почему я не надела десятисантиметровые каблуки, вытягивающие ноги в стрелу, — я, которая ради этой встречи вытерпела выстригание кошачьей мордочки в области бикини!

Вопросы-вопросы…

Мы шли неизвестно куда, болтая ни о чем, поминутно останавливаясь, чтобы поцеловаться. Мне хотелось узнать все-все, чем были наполнены эти пять лет, до единой детали. Неудачные романы? Судьбоносные сделки? Грустные одинокие путешествия? Я подбрасывала вопросы, как кочегар — поленья в топку, но огонь его красноречия все не разгорался. Его жизнь за эти пять лет исчерпывалась формулой: «Как всегда, горы работы и критически мало хорошего секса — ты же меня знаешь». Плюс голливудская улыбка.

Я бы не смогла так же емко описать свою жизнь в одной фразе. «Горы работы, несколько увлечений, но в основном мечты о тебе»? Или: «Университет, редакция, курсы итальянского, поездки по Европе — и медитация над твоей фотографией»? Или: «Я пять лет мечтала о совместной жизни с тобой, а теперь вот не уверена, потому что неделю назад встретила одного хорошего парня»? Неет, если бы он спросил меня, что я делала эти пять лет, я бы не ограничилась конспективным планом. Я бы пространно, как Гомер, рассказала, как поступила в лучший университет страны и как училась за двоих, боясь, что недостойна заветного места на бюджетном отделении. И про то, как неожиданно и некрасиво развелись родители. Про то, как устроилась на работу в русско-итальянскую газету с зачаточным итальянским и за несколько месяцев дослужилась до передовиц. Про то, как начала рисовать иллюстрации. Про то, как встретила большую любовь. Про то, как выросла из нее. У меня было много историй для будущего спутника жизни, но они никак не могли быть ответом на дежурный вопрос «Как поживаешь?».

Мы присели в баре, сделали заказ, с трудом прервав череду поцелуев. Целовался он восхитительно, но это было совсем не то, что мне сейчас нужно. Отведенные часы стремительно таяли, и мне важно было понять, с чем я уеду. И с каждой минутой все сильнее казалось, что единственным трофеем этой встречи будут исколотые его двухдневной щетиной губы.

— В каком отеле ты остановилась? — спросил он охрипшим от возбуждения голосом.

— Около Северного вокзала, — ответила я, подставляя шею под его поцелуи. — Но… я уже съехала.

— Как? Почему? — замер он.

— Комнату надо было освободить до двенадцати.

— Ах да, конечно. — Он снова заскользил губами по моему лицу, касаясь висков, бровей, ресниц, кончика носа. — Хорошо, что тут вокруг полно других гостиниц.

Я отстранилась:

— Маартен, я не пойду в гостиницу. Я не за тем хотела с тобой увидеться.

Он заглянул мне в глаза, как будто рассчитывал понять, шучу я или нет, и кивнул:

— Да-да, понимаю. Просто… извини, немножко перестал себя контролировать.

Я молчала. Какая глупая ситуация! Вот она, женская логика в действии, думает он сейчас. Заставила меня тащиться сюда из другого города, чтобы… Чтобы что? Я сама не могла себе ответить на этот вопрос. Мне нужно было, чтобы он сказал. Рассказал. Объяснил. Пообещал.

А пары часов для этого, конечно, было мало.

Мы расстались на полчаса раньше, чем могли бы. И на пять лет позже, чем надо было бы.

* * *

Самолет выруливал по влажной от недавнего дождя взлетной полосе. Обмякшее тело обнимала дрема, и в голове, почуяв ослабление контроля, носились, сталкиваясь и перескакивая друг через друга, обрывки воспоминаний. Вот Гийом вытирает мне усы из розовой пивной пены… Вот мы примеряем майки с провокационными надписями в антверпенском магазинчике… Вот Гийом спросонья отвечает кому-то по телефону… Вот Маартен обнимает меня посреди Гран-Плас… Вот мы страстно целуемся в нише кофейни, не обращая внимания на пялящихся официантов… С Гийомом? Или с Маартеном?