Как я теперь живу - [8]
Словно он видит людей насквозь, целиком, и прошлое, и будущее. Конечно, он знает, когда вам вздумается свернуть в пекарню и в какую именно.
С животными он совсем другой. И к собакам, и к лошадям, и к барсукам, и к лисам он со всей душой. У него даже лицо меняется, от вежливой отстраненности к живому интересу.
И звери это понимают. Можно часами разыскивать беременную кошку, пока Айзек не скажет, посмотри в сарае под рогожей, и надо же, она там — с пятью котятами в придачу, и уже успела сообщить ему их имена. Пайпер рассказывает, Айзека часто зовут помочь выбрать собаку, и он с одного взгляда определяет, все ли в порядке, не взбредет ли собаке в голову покусать новорожденного.
Вы, наверно, удивляетесь — как и я, — что интересного могут сообщить Айзеку собака или овца. Подозреваю, он мог бы задать тот же вопрос о любой чуждой форме жизни, типа меня. Что я такого захватывающего могу рассказать? Кому это интересно, кроме меня самой?
Психиатры не в счет.
Им платят.
9
Стучат в дверь. Это двое унылых типов Из Совета явились внести нас в список и выяснить наши Медицинские и Продовольственные Потребности, что всего лишь значит, а давайте убедимся, что ни у кого нет аппендицита или цинги.
Их список имен и адресов толщиной с телефонную книгу. Некоторые имена отмечены галочкой, некоторые вычеркнуты, страницы пестрят вопросительными знаками. Так и кажется, что они страшно сожалеют, что заранее не расспросили, в чем же все-таки будет состоять их работа.
Найдя в списке тетю Пенн, расставив кучу крестиков и вопросиков напротив ее имени и задав несколько формальных вопросов, они просят позвать взрослых и неприятно поражены тем, что в качестве взрослого мы можем предъявить только Осберта.
Но, увидев, что в нашем случае мало что можно добавить в отчет, который все равно никто не заметит, читать не будет и делать ничего не станет, они ограничиваются стандартными вопросами. То же самое они спрашивают у всех в округе. Есть ли у нас мясные породы скота? Осберт отвечает, что овец редкой породы разводят на племя и ради шерсти. Иногда продают другим фермерам. Козлята — просто домашние любимцы, а куры слишком хорошо несутся, чтобы их есть. Это смешит меня, я не сразу понимаю, куда несутся куры.
Потом они хотят записать наши имена и возраст. Осберт сообщает — я американская кузина, они приходят в замешательство, просят показать паспорт, задают кучу вопросов о папе, о чем он думал, отправляя единственную дочь из дому в такое время. Говорю, я сама задаю себе тот же вопрос.
Оба смотрят на меня косо, впрочем, и все остальные в эти непростые дни смотрят косо. Еще спрашивают, хватает ли нам денег на еду. Осберт объясняет, что есть деньги с маминого счета. Мы сделаем все возможное, провозглашают эти типы и добавляют, что из-за эмбарго вот-вот начнется нормирование продуктов, хотя это не точно, и школы раньше распускают на летние каникулы, и мы должны держаться подальше от дорог. Делать нам больше нечего, как шататься по дорогам.
Мы интересуемся, что будет дальше и сколько, по их мнению, продлится война. Надо думать, эти вопросы раньше им в голову не приходили. Судя по их пустым глазам.
Спору нет, обнадеживает, что местные власти проявляют интерес, но в нашей жизни этот визит ничего не изменит. Последние дни мы слоняемся без дела, не зная, как быть дальше. Мы устали от деревни, там приходится часами стоять в очереди, слушая разговоры о том, что На Самом Деле происходит. Если хотите знать, никто ничегошеньки не понимает, но все делают вид, что они большие специалисты.
Те, у кого есть друзья или друзья друзей с телефонами или интернетом, утверждают, Лондон Оккупирован, на улицах танки и солдаты, повсюду пожары и беспорядки и будто бы госпитали переполнены жертвами взрывов и отравлений, а люди дерутся за пищу и питьевую воду.
Один свихнувшийся старик шепотом сообщает всем, кто соглашается слушать, что на Би-би-си вещают Враждебные Силы, поэтому никаким Радиопередачам не верьте, но его жена, закатив глаза, объясняет, что ему еще с прошлой войны повсюду мерещатся немцы.
Каждый делает вид, что в курсе событий, что владеет Самой Свежей Информацией, только Права Не Имеет разглашать. Никогда я не видела таких лиц — тревога, самодовольство, паранойя слились в одну любезную гримасу.
Каждый день мы спускаемся в деревню, встаем в очередь перед магазином, ждем, пока нас пустят внутрь, и покупаем самое необходимое. Почему-то я вспоминаю распродажи в супермаркетах, которые мне так нравились, только здесь продуктов маловато и нельзя бегать кругами и засовывать в корзинку, что под руку попадется.
Отвратительно слушать дурацкие теории, даже глухой нельзя притвориться, тут все друг друга знают — что говорить, деревня.
Вот что нам приходится выслушивать, все произносится шепотом, тут же Дети, а если выходит не так уж страшно, попробуйте бесконечно повторять одно и то же и при этом вежливо улыбаться, пока скулы не сведет и не начнет корячить:
1. Зять говорит, это все французские ублюдки.
2. Приятельница из Челси говорит, жуткое мародерство, а ей самой достался отличный телевизор с большим экраном.
Мозг Джонатана Трефойла, 22-летнего жителя Нью-Йорка, настойчиво твердит ему, что юность закончилась и давно пора взрослеть. Проблема в том, что он не имеет ни малейшего понятия, как это сделать. Тем более, что все составляющие «нормальной взрослой жизни» одна за другой начинают давать трещины: работа, квартира, отношения с девушкой. А тут ещё брат просит присмотреть за двумя его собаками на время его отъезда. В отчаянных попытках начать, наконец, соответствовать ожиданиям окружающих, Джонатан решает броситься в омут с головой – жениться в прямом эфире перед многомиллионной аудиторией.
Все рассуждают о влюбленности так, словно это нечто совершенно удивительное, нечто в корне меняющее жизнь. Что-то такое происходит, говорят, и ты понимаешь. Смотришь в глаза своей возлюбленной или возлюбленному и видишь не только человека, которого ты мечтал встретить, но и такого себя, в которого втайне верил, себя желанного и вдохновляющего, себя, никем не замечаемого прежде. Вот что произошло, когда я встретила Кита Годдена. Я смотрела в его глаза и понимала. Только вот другие тоже понимали.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.