Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой - [54]

Мне отчаянно нужно выпить чего-нибудь крепкого. Для исследовательских целей, конечно. До моей поездки люди, знакомые с Исландией, сказали мне, что для того, чтобы действительно узнать сыновей и дочерей викингов, мне нужно было наблюдать за ними в их естественном состоянии: пьяными.

К счастью, я прибыл в субботу, в самый разгар декадентского исландского уик-энда, который не следует путать с трезвой исландской неделей.

Все пьют в меру, как считают они, но не в умеренных количествах. Вполне приемлемо доводить себя до состояния пьяной комы в выходные, но выпить бокал Шардоне во вторник вечером — это уже алкоголизм. Исландцы приписывают эту странность, как и все их грешки, прошлому викингов. Теория выглядит следующим образом: в суровые дни, давным-давно, люди никогда не знали, когда может прибыть следующий улов рыбы или урожая овощей, поэтому, когда они получали ее, то пожирали ее с жадностью. Конечно, в настоящее время не существует нехватки чего-либо в Исландии, за исключением солнечного света, но старый менталитет разгула остается. Только больше удовольствия.

На самом деле, лучшее объяснение, которое я слышал про пьяные выходные, дал мне загорелый пингвин. Хорошо, не настоящий пингвин, но исландец по имени Магнус, который живет в Майами-Бич. Когда мы встретились на обеде в один прекрасный день, я сразу же вспомнил об образе загорелого пингвина. Я попытался, но не смог вытеснить из моего сознания в течение двух часов, что мы ели и пили в книжном магазине-кафе. Магнус считает, что исландцы так много пьют, потому что население настолько невелико. Они видят одни и те же знакомые лица изо дня в день. К концу недели им нужен перерыв, но с острова выбраться не так просто. Таким образом, они много пьют, и вдруг все эти знакомые лица выглядят немного менее знакомыми.

— Это вроде как надеть новую пару очков, но с другими диоптриями, — объясняет мне загорелый пингвин. — Мир выглядит немного по-другому, немного менее знакомым.

Здесь, в Рейкьявике, столице Исландии, есть бар прямо рядом с моим отелем. Он называется SIRKUS. Фасад окрашен в ярко-красные и зеленые цвета, будто на Карибском острове, а не в холодном, темном Рейкьявике. Я спрашиваю парня на ресепшене, может ли он рекомендовать его. Он быстро оглядывает меня, прежде чем объявить:

— Я не думаю, что это для вас.

— Вы предполагаете, — я говорю, делая все возможное, чтобы звучать обиженным, — что я недостаточно хорош для этого бара?

— Не совсем. Я предлагаю вам послушать панк-музыку и прикупить одежды в секонд-хенде.

Он прав. Я осматриваю себя и отправляюсь в несколько более взрослое заведение, которое он мне рекомендовал. Бар действительно взрослый, если считать взрослым человека 1982 года рождения. Много деревянных панелей и дорожек освежения. Музыка из автомата подозрительно попсовая.

Я заметил группу молодых исландских мужчин, сидящих за столом, собравшихся вокруг центральной части: две большие бутылки Tanqueray, удобно расположившиеся в ведре со льдом. Ясно, что они приготовились серьезно провести время.

Я заказываю пиво, которое стоит столько же, сколько высшее образование в некоторых странах. Высокая стоимость алкоголя (и почти всего остального) в Исландии — еще одно объяснение их особой культуры пития. Поскольку выпивка стоит дорого — если вы не напились, то зря потратили время. Трудно спорить с такой крепкой скандинавской логикой.

Исландия имеет длинную и витую историю с алкоголем. Страна экспериментировала с запретами примерно в то же самое время, когда это делали в США, и примерно с тем же успехом. Запрет был снят в 1930 году, и исландцы до сих пор пьют от души. Как ни странно, правительство продолжает запрещать пиво в течение многих десятилетий, по-видимому, стремясь к тому, чтобы люди оставались трезвыми всю неделю, а не перемежали пьянство несколькими днями трезвости. И, наконец, в 1989 году запрет на пиво был снят, и исландцы сложили рюмки и подняли свои пивные кружки. Один исландский психолог сказал мне: «Исландцы, чтобы напиться, использовали крепкие спиртные напитки, такие как водка, теперь они упиваются вином и пивом». Он сказал, что это то, как он представлял прогресс.

Я потягиваю свое экстравагантное пиво, развлекая себя вычислениями, сколько стоит каждый глоток, остановившись на цифре $1,25. Делая маленький глоток, всего на семьдесят пять центов, я слышу женский голос. Она говорит по-английски, и она говорит со мной.

— Можете ли вы связать меня?

Я поворачиваюсь и вижу крупную женщину с татуировкой чего-то трудноразличимого на ее левом предплечье. Кажется, я пялюсь на нее уже слишком долго.

— Можете ли вы связать меня? — повторяет она еще раз, отбросив предлог, который придавал похотливый характер ее просьбе. Она указывает на шнуровку на спине ее платья, которая развязалась. Я завязываю ее.

Ее зовут Ева, и она пьяна. Через несколько минут я узнал, что у нее день рождения сегодня, что она мать-одиночка, что ее бывший муж избил ее, что она живет за пределами Исландии в течение последних семи лет и что теперь она совмещает три работы.

Она явно не стесняется, что она не особенно счастлива. Шесть по шкале от одного до десяти, говорит она. Она знакомит меня со своей подругой Харпой, которая одновременно пьяна и счастлива на твердую девятку, говорит она, обнимая меня, будто мы старые друзья. Я быстро подсчитываю: Харпа и Ева в среднем счастливы на 7,5, что делает их лишь немного менее счастливым, чем среднестатический исландец. Неудивительно, что они дружат. Харпа и Ева не напивались в этом баре. Они пришли пьяными. Как правило, говорят они, исландцы начинают пить дома, где выпивка дешевле, а затем, как только достигают нужной кондиции, идут в бары. Некоторые, чей бюджет особенно скуден, оставляют бутылку с выпивкой на тротуаре возле бара и выходят подкрепиться каждые несколько минут. Именно такого рода изобретательность, я думаю, объясняет выносливость этих викингов, которым удалось выжить более тысячи лет назад на острове, который примерно так же гостеприимен к человеку, как планета Плутон, если бы он был планетой.