Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой - [35]

На следующий день Линда приглашает меня на обед в своей квартире. Она тоже живет в горах с видом Тхимпху. Ей помогают четыре женщины, с которыми она общается как с подругами, но не как с прислугой. Ее квартира небольшая, но удобная. Она знакомит меня со своим мужем, Намгаем.

— Я вышла замуж за благородного дикаря, — говорит она ласково.

За обедом она вспоминает первый визит Намгая в магазин бытовых товаров в США. Он был впечатлен. Магазин кишел вещами, предназначенными для удовлетворения нужд, о которых Намгай даже не знал. Он выбирал разные приборы, скажем, соковыжималку и массажер шиацу, и изучал их с подлинным благоговением.

— Но дело в том, — говорит Линда, — что у него не было никакого желания купить что-нибудь из предложенного. Он был совершенно доволен возможностью изучить вещь, а затем положить обратно и уйти.

Сейчас мы, валяясь на больших, удобных креслах, пили очень плохое индийское вино и любовались видами храма и Тхимпху. Линда говорит мне о двух вещах из американской жизни, по которым она скучает больше всего: По первой поправке и рабочим туалетам. Но вдруг она переводит тему и спрашивает меня в упор:

— Итак, ты счастлив здесь?

Этот вопрос застал меня врасплох. Могу ли я быть счастлив здесь? Хотя у меня были некоторые счастливые моменты, я на самом деле не задавал себе этот вопрос.

Я был слишком занят, пытаясь выяснить, счастливы ли бутанцы. Я отвечаю «да», но без какого-либо реального осознания. Мне надо будет подумать об этом.

Но в первую очередь нужно выпить. Это мой последний вечер в Бутане, и я убедил Таши присоединиться ко мне за пивом. После нескольких глотков «Red Panda» Таши становится красным и раскованным. Он признается, что не все его гости одинаково замечательны. Немецкие туристы — наихудшие. Большие жалобщики. Еще Таши беспокоится о своем будущем. Ему двадцать лет, и он до сих пор не женат. В Бутане это уже старый холостяк. Он также беспокоится о будущем своей страны, в которой появляется все больше отелей и запах денег в воздухе. Это хорошо для бизнеса, признает Таши, но не обязательно приносит счастье.

Прощаясь на ночь, Таши вручает мне подарок: цилиндрический пакет, обернутый в простую коричневую бумагу.

Когда я лежал в постели в ту ночь, мне стало интересно — что, если я слишком погрузился в Бутан и мой критичный взгляд журналиста размылся? Стал ли я, осмелюсь сказать, подхалимом?

Я вспоминаю слова другого бутанского гида, встреченного мной однажды:

— Люди здесь говорят, что они счастливы, но это не так. У них есть проблемы. Они говорят вам только половину правды.

Я думаю, быть на 50 % счастливым не так уж плохо, вспоминая подарок Таши. Это длинный сверток, похожий по форме на собачью кость. Почему бы Таши не дать мне собачью кость? Я разворачиваю его и обнаруживаю, что это не собачья кость, а фаллос четырнадцати дюймов в длину, в комплекте с яичками. В любой другой стране, если бы мой проводник купил мне гигантский деревянный фаллос как сувенир, я был бы обеспокоен. В Бутане я тронут.

На следующее утро я просыпаюсь до рассвета и встречаю Таши внизу. Через несколько минут наш водитель паркует «Toyota» у крошечного здания терминала, и Таши объявляет:

— Мы приехали в аэропорт, сэр.

Я буду скучать по этому парню. Мы пожали друг другу руки на прощание. Я использую две руки, одна на другую, и замираю на секунду.

Я быстро прохожу таможню и систему безопасности и понимаю, что у меня еще куча времени до вылета. На улице дождь, и мне интересно, безопасно ли летать в такую погоду, когда горы так близко.

Я думаю об авиакатастрофах больше, чем большинство людей. Я знаю, как летают самолеты, и можно было бы подумать, что это могло быть источником успокоения, но для меня это имеет противоположный эффект. Каждая вибрация, или удар, или что-то, что идет не совсем так, как надо, порождает во мне страх. Хватит ли нам полосы? Не снижаемся ли мы слишком быстро? Не странный ли звук издает левый двигатель?

Тем не менее, сидя здесь, в этом терминале аэропорта, который выглядит как буддийский храм, наблюдая за матчем по стрельбе из лука на небольшом экране телевизора за чашкой плохого растворимого кофе, я переполнен чувством, обычно мне чуждым, — спокойствием. Не от действия наркотиков или алкоголя, но реальным. Я достаю ручку и пишу следующие слова в моей записной книжке, используя большие буквы, царапая по всей странице, так что, когда мое тело найдут в обломках, их будет легче обнаружить:

Я не сделал бы ничего иначе.

Все моменты в моей жизни, все, кого я встречал, каждая поездка, каждый успех и каждая неудача, каждая потеря. Я не говорю, что все было идеально, но они были правильными. Это было… хорошо. Хреновое откровение, я знаю. «Хорошо» — это не блаженство или даже счастье. «Хорошо» не является основанием для новой религии или тренинга по саморазвитию. «Хорошо», не зовите меня на шоу Опры.

Но это начало, и за это я благодарен.

Могу ли я поблагодарить Бутан за этот прорыв? Сложно сказать. Бутан не Шангри-Ла, в этом я уверен, но это странное место. Вы теряете здесь свою скорлупу, ваша броня дает трещину. Достаточно большую, если повезет, чтобы впустить несколько лучей света.