Как я стал знаменитым, худым, богатым, счастливым собой - [31]

Я теперь один в комнате с Ринпоче, но он как будто не замечает меня в течение нескольких минут. Он продолжает петь, глаза закрыты. Вдруг он говорит.

— Это вазелин, — он поднимает маленькую баночку, чтобы я мог ее видеть. Интересно, что он собирается с ней делать? — Прежде мы использовали коровье масло для благословений. Но это работает намного лучше. Хорошо заживляет раны и помогает от болезней.

Я прошу его объяснить, что происходит во время благословений.

— Я концентрируюсь на божественном духе. Не Будде, но абсолютном божестве. Я отражаюсь в нем, как в зеркале, растворяюсь в божестве, мы становимся одним.

В комнату входит женщина средних лет. У нее гигантская болячка на ноге, которую она ставит на скамейку. Ринпоче закрывает глаза, поет и совершает удары в направлении ее ноги. Затем он дает ей воду, которую она выпивает. Он продолжает петь, когда она оставляет свои подношения: яблоки и печенье.

Я снова наедине с Ринпоче. Он открывает глаза.

— Вы знаете, для этих людей я последнее средство. Сначала они предпочитают больницы и высокие технологии. Они едут в больницы в Бангкоке и Америке. Затем они приходят ко мне.

Он говорит мне, что женщине с распухшей ногой было намного хуже, когда она впервые пришла к нему.

— Я должен пройти свой путь — если не в этой жизни, то в следующей, — говорит он загадочно.

Я хотел спросить его, что он подразумевает под этим, когда я услышал странный звон. Я никогда ничего подобного не слышал. Звон исходит от алтаря, от ног Ринпоче, и становится все громче, каждую секунду.

— Извините, — говорит он, опускаясь и выключая сотовый телефон. — О чем мы говорили?

— Вы говорили о прохождении своего пути.

Он рассказывает мне историю. Эта история о человеке, который обращался к своему слуге, как к обезьяне: «Дай мне чаю, обезьяна; вынеси мусор, обезьяна». В следующей жизни человек родился, как вы догадались, обезьяной.

Мне нравится история, но я не уверен, что это значит — помимо очевидных выводов, — что мы пожинаем то, что посеяли. Я решил затронуть чувствительную тему. Я спрашиваю Ринпоче, сомневался ли он когда-либо в своем бизнесе целительства.

— Нет. Я помог тысячам людей. Я помог и принес им истинную радость и счастье.

Я записываю свои комментарии в моем маленьком черном блокноте, когда он смотрит на меня и говорит:

— Вы всегда пишете, пишете в записной книжке. Вам нужно испытание. Нужен реальный опыт.

Я записываю каждое слово: «всегда пишете… нужно испытание» — и тут понимаю иронию происходящего. Бормоча что-то про старые привычки и горбатого, я перестаю писать и начинаю смотреть.

— Видите ли, все это сон. Нет ничего реального. Вы поймете в один прекрасный день, — затем он смеется и возвращается к своему тихому пению.

В Тхимпху нет светофоров, фастфуда или банкоматов, но это все равно столица. Дорога открыта. На следующее утро мы с Таши и водителем садимся в «Toyota» и едем на восток. Наш пункт назначения лежит в провинции Бумтанг, почти в двух сотнях миль от столицы. Это путешествие, которое в большинстве случаев заняло бы пять или шесть часов, в Бутане занимает два дня. Слово «путешествие» в бутанском языке имеет общий корень с «изнурение». И на то есть причины. На протяжении многих веков путешествие приравнивалось к страданиям. Только паломники, кочевники, солдаты и дураки путешествовали. Путешествия в Бутане до сих пор содержат в себе этот элемент мук и страданий. И они куда тяжелее, чем перелет в кресле эконом-класса из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. В Бутане дороги не покорили природу, а сами оказались покорены природой, согнуты для ее прихотей, изгибаясь и извиваясь вокруг гор в серии бесконечных горок. Я нахожу эту дорогу медитативной. Первые десять минут. Затем меня укачивает. Теперь я знаю, как пара носков чувствует себя в сушилке стиральной машины. Неудивительно, что они теряются.

А еще кругом животные. Дороги Бутана могут посоперничать с лучшими зоопарками в мире. Мы проезжаем коров, кабанов, коз, лошадей, обезьян и огромное количество собак.

Время от времени путешествие становится по-настоящему волнующим. Мы скользим по отвесным обрывам, будто птицы, чья тень иногда накрывает нас и следует за нами, будто дельфины, резвящиеся позади лодки.

Через несколько миль от Тхимпху я вижу первые фаллосы. Угрожающе реалистичные, они нарисованы на фасаде дома. Их много, очень много. Цветные фаллосы. Черно-белые. Большие, маленькие. Фаллосы, свисающие со стропил здания, другие раскачиваются по краям крыш, словно исполняя национальный бутанский танец. Я спрашиваю у своего гида:

— Зачем эти фаллосы, Таши?

Таши объясняет, что они предназначены для того, чтобы отогнать злых духов. Будучи и сам обладателем такого, я не могу придумать менее подходящей части дела для того, чтобы отогнать злых духов, чем половой член. Фаллосы мягки и ненадежны. Они уязвимы для травм и не всегда на высоте. На самом деле они привлекают зло, а не отталкивают его. Лучше бы бутанцы использовали деревянные биты, но уж точно не фаллосы.

Все эти фаллосы снова напоминают мне о Друкпа Кюнле, Божественном безумце. Оказывается, что поблизости есть храм, посвященный Кюнле. Он пользуется популярностью среди бесплодных пар. Мы едем в небольшую деревню. Оттуда Таши и я идем по грунтовой дороге, которая ведет нас через рисовые поля, аккуратно уложенные и невероятно желтые. Переходим старика, жующего бетель. Сок растения окрасил его губы в рубиново-красный. Листья торчат изо рта. Он выглядит так, будто проглотил петуха.