Как я стал летчиком - [8]
Два доктора выслушали, осмотрели и — ничего.
— Годен! — кричат мне.
А третий, рыжий такой, придрался. Чем-то я ему не понравился. Уж он и так, и этак, и стучал-то по мне, и мять меня пробовал. Наконец отступился. Пожевал свою бороду и спрашивает:
— Сколько лет?
— Во… восемнадцать…
Ничего не сказал доктор. Написал на бумажке пару слов и махнул рукой. Я кубарем выкатился в следующую комнату.
Там сидела еще комиссия — приемная. За длинным столом — человек десять народу. Все — военные.
Подошел я в столу, назвал свою фамилию… и сразу догадался: что-то неладно… Тут военные поглядели на меня молча и строго. Хоть бы слово кто! Этак они меня минуты две морила. А я то краснел, то бледнел и весь трясся. Понял, в чем дело… Потом встал из-за стола председатель, седой такой, взгляд острый, будто не глаза у него, а два гвоздя, и он ими насквозь меня прокалывает.
— Головин! — сказал председатель. — Признайтесь по совести: вы сами подделали документ или вас научил кто-нибудь?
Так и есть: догадались! Правду говоря, и догадаться нетрудно. Посмотреть мой документ на свет, и сразу видно: старые цифры ножичком соскоблены, а новые написаны.
— Сам догадался! — сказал я председателю, и так мне вдруг себя жалко стало, впору хоть плакать.
Рассказал я комиссии все начистоту, как было дело и как мне хочется учиться, чтобы стать летчиком. Поверили мне военные и даже хмуриться перестали.
А принять в школу все равно не приняли.
Поругали, чтобы в следующий раз жульничеством не занимался, и отпустили, сказав на прощанье:
— Подрасти — тогда и в школу примем.
Так и пришлось мне вернуться домой. И в Крым я не попал и в школу тоже.
Обидно, а делать нечего. На другой день взял топор и пошел опять в артель плотничать.
Да когда же наконец я вырасту?!
Глава VI
В ТЕХНИКУМЕ
Прошел еще год. Я стал хорошим плотником. Много денег зарабатывал. Об учебе и не думал. Когда там! Да и не хотелось зря думать. До восемнадцати лет еще долго. Целых два года. Раньше все равно не примут — скажут: несовершеннолетний.
Однако, когда пришла осень, затосковал я. Очень уж скучно жилось! Остался я один. Павел Иванович куда-то совсем уехал из города. В «клубе летчиков» поселились футболисты.
И вот решил я еще раз попытать счастья — поступить в военную школу летчиков.
Опять приехал в Москву. Благополучно миновал я докторов и приемную комиссию — нигде не зацепился. А когда начались экзамены, осрамился. Оказывается, я все перезабыл, чему учился в школе. Да и как не забыть, когда год целый не учился совсем!
Не сдал я экзамена, вернулся домой расстроенный.
Несколько дней просидел дома, никуда не показываясь, — стыдно было. Потом опять взялся за топор.
Решил работать и учиться, чтобы на будущий год во что бы то ни стало поступить в школу летчиков.
Но, видно, не судьба! Несчастья преследовали меня одно за другим. Неожиданно умер отец. Я остался единственным работником в семье. А потом и сам заболел. Делали мне операцию в больнице — едва выжил. Все лето пролежал на больничной койке.
Лежишь бывало один и думаешь: «Все пропало! Не быть мне летчиком никогда! К экзаменам не подготовился да вдобавок заболел. Такого хилого в летчики не возьмут».
И решил я не думать больше попусту, не мечтать об аэропланах и летчиках. Останусь, мол, на веки вечные плотником…
Стал я хмурый, нелюдимый, неразговорчивый. Бывало слова от меня не добьешься — все молчу. А смеяться совсем разучился.
Были у меня товарищи, тоже плотники, комсомольцы. Когда я заболел, стали они навещать меня в больнице. Яблок бывало принесут, винограду, книжку интересную. Славные ребята!
А я яблоки съем, книжку прочту и опять молчу. Спросят что-нибудь, сквозь зубы отвечу, неохотно. А сам думаю: «Отвяжитесь, мол! Без вас тошно!» Смекнули ребята: плохо парню, надо ему помочь.
И стали они допытываться, чего мне хочется. Узнали от кого-то стороной, что я учиться хотел, да ничего не вышло. Подняли ребята на ноги комсомольский комитет, профсоюз — заварилась каша! А всё из-за меня!
Когда я понравился и приготовился выходить из больницы, пришли мои ребята. Веселые, обступили меня, поздравляют с выздоровлением. Потом один из них говорит:
— Слыхали мы, Паша, ты учиться хочешь! Достали тебе путевку в строительный техникум… Поезжай! Учись!
Думали они меня обрадовать, а я вздохнул вместо этого… Хотел сказать милым ребятам: «Я же в летчики хочу!» Да подумал: обидятся. Скажут: «Мы для тебя старались, а ты, оказывается, свинья неблагодарная!»
Ваял я путевку и думаю: «Ну что ж, не удалось стать летчиком, буду архитектором, инженером. Все лучше, чем простым плотником… Все равно, где учиться, только бы из этого города убежать! Надоел он мне!»
И вот очутился я в Москве, в строительном техникуме. К началу занятий опоздал по болезни. Общежития мне не досталось. Бродил по Москве так, ночуя, где удастся. Потом нашелся у меня новый товарищ по техникуму, Коля Федякин, хороший малый. Из бывших беспризорников. У него койка была в общежитии.
Как-то он меня спрашивает:
— Ты, браток, где живешь?
А я не знаю, что и ответить.
— Везде, — говорю.
— Ага! — усмехнулся Коля. — Понятно! Значит, адрес твой такой: «Москва, вход с парадного».
В книге рассказывается об оренбургском периоде жизни первого космонавта Земли, Героя Советского Союза Ю. А. Гагарина, о его курсантских годах, о дружеских связях с оренбуржцами и встречах в городе, «давшем ему крылья». Книга представляет интерес для широкого круга читателей.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.