Как я стал летчиком - [7]

Планер строили всё лето. Мне доставалось трудно. День бывало плотничаешь в артели, а вечером отправляешься в клуб и вместо отдыха выпиливаешь и выстругиваешь планерные части. Очень уставал.

Частенько и ночью работать приходилось. А летние ночи короткие. Не успеешь оглянуться — уже рассвет. Где же тут спать! Заберешься на чердак, часок-другой вздремнешь на койке — и уже вставать пора. Когда начался монтаж планера — самое интересное в его постройке, — я взял отпуск в артели и почти две недели не вылезал из «клуба летчиков». Утомился я и здоровье расстроил. Голова стала кружиться.

Я всё крепился и ничего не говорил Павлу Ивановичу. Узнает — прогонит домой отдыхать.

Но однажды не уберегся: так заработался, что свалился без памяти у своего верстака и уснул. Меня отнесли домой.

Когда разбудили, увидел Павла Ивановича. Он был сердитый.

— Лежи в постели, пока доктор не разрешит встать, — сказал он, по-военному чеканя слова. — Если без его разрешения заявишься в клуб, исключу из кружка…

Дисциплина у нас в кружке была строгая. Ослушаться нельзя.

— Есть, — ответил я Павлу Ивановичу печальным, но покорным голосом.

Во время болезни Павел Иванович каждый день приходил ко мне и подробно рассказывал, как идет монтаж планера.

Когда я поправился, он был почти совсем готов.

Глава V НЕУДАЧА

Опять наступила осень. В нашем «клубе летчиков» шли последние приготовления к отправке планера в Крым на состязания. В этот раз мы надеялись, что «Нарофоминец-2» с честью выдержит все испытания.

Вместе с планером должен был поехать и я. Это право я получил за отличную работу. Когда члены кружка решали, кого послать в Крым, все назвали мое имя.

Понятно, для меня это было большой радостью. Еще бы: увидеть знаменитых летчиков, планеристов, конструкторов, разговаривать с ними, видеть, как они летают… А там, может быть, и сам поднимусь в воздух, полетаю хотя бы пассажиром.

Кроме того, сама поездка в Крым тоже казалась интересной, заманчивой. Увижу море, горы, купаться буду, виноград кушать… Словом, от радости я, как говорится, земли под собой не чуял.

И вдруг незадолго до отъезда в Крым меня позвал к себе Павел Иванович.

— Слушай, брат Павел! — сказал он, пытливо заглядывая мне в лицо. — Новость. Специально для тебя.

— Какая, Павел Иванович?

— Тебе очень хочется ехать в Крым? Скажи по совести!

— Конечно… очень! — И сердце мое забилось в тревоге. «Неужели почему-нибудь нельзя поехать?» — подумал я.

Павел Иванович достал из кармана какую-то бумажку, помахал ею перед моим носом. Словом, подразнить вздумал.

— Знаешь, что это, брат Павел? А ну-ка, догадайся! Да нет, не догадаешься! Это путевка в военную школу летчиков. Ее прислали из Москвы для нашего кружка. По этой путевке мы можем послать одного парня учиться в эту школу. Вот я тебя и спрашиваю: что хочешь — ехать в Крым или учиться в школе летчиков? Выбирай, потому что в оба места сразу нельзя попасть. Или Крым, или школа. Подумай и решай!..

— Чего же тут думать? — закричал я. — Конечно, в школу летчиков!

— Хорошо, — сказал Павел Иванович, передавая мне путевку. — Счастливый путь! Иди домой, приготовь нужные документы. На-днях поедешь в Москву держать испытания. Ну, а в Крым пошлем кого-нибудь еще…

Не помня себя, примчался я домой. Сбывалась моя заветная мечта: я буду учиться на летчика. Я буду летать… Хотелось всему свету рассказать о своей радости. Но дома я не решился говорить об этом: знал, что эта новость огорчит родных. Мама начнет вспоминать дядю Гришу и говорить:

— И с тобой, Павлик, то же будет!

Уж лучше молчать…

Потихоньку я собирал документы и вдруг… узнал от соседа страшную для меня новость. Оказывается, что в военные школы не берут тех, кто моложе восемнадцати лет. А мне до восемнадцати целых три года нехватало.

Что же делать?

Мне так хотелось учиться, что я решился на нехорошую штуку. Я сделал себе фальшивый документ. Подделал на нем цифру. Говорю вам об этом по секрету. Я уже большой сейчас, а все равно — стыдно вспоминать об этом. По фальшивому документу мне стало полных восемнадцать лет.

С виду я был паренек рослый, плечистый. Работая в плотницкой артели, сильно развился физически. На взгляд мне никто бы и не дал пятнадцати лет — я выглядел гораздо старше. Поэтому мне и казалось, что подделку мою не заметят в школе.

В Москву поехал вместе с Павлом Ивановичем. Он провожал меня, потому что один я в Москве, чего доброго, заблудился бы. Ночь перед отъездом мы с Павлом Ивановичем провели в нашем любимом месте — на чердаке «клуба летчиков». Обоим нам не спалось. Мне все думалось о фальшивом документе, а Павлу Ивановичу — о планере: как-то он полетит в Коктебеле? Еле заснули на рассвете и… проспали поезд. Еще целые сутки пришлось ждать и мучиться.

Наконец-то приехали в Москву. Шум большого города оглушил меня, и я первые часы ходил, ничего не понимая. Куда-то мы с Павлом Ивановичем ездили, в какие-то комиссии, где меня расспрашивали, велели писать анкеты, заявления. Я, помню, все время путался, когда спрашивали, сколько лет. Хочешь сказать правду, а потом, как вспомнишь про фальшивый документ, так сердце и замрет. Отобрали нас целую партию таких, как я, новичков, и повели на медицинский осмотр. Попали мы к докторам. Да не к одному, а к нескольким. Они по очереди выстукивали, ослушивали, расспрашивали нас, не болит ли что. В летчики принимают только самых здоровых, крепких, выносливых.