Как я написал Конституцию эпохи Ельцина и Путина - [22]

В итоге победил Ельцин. И с того момента если человек стал министром, то должен сложить депутатский мандат, а если стал депутатом, то уходи из правительства. Какое-то такое абстрактно идеальное, на мой взгляд, разграничение исполнительной и законодательной власти получилось. И я до сих пор считаю, что эта «чистота принципа» — от лукавого.

Правда, под моим давлением Ельцин все-таки сделал маленькую уступку и своей рукой вписал, что первый Совет Федерации и Государственная дума избираются на два года и в эти первые два года министры могут быть депутатами. То есть Борис Николаевич тем самым сказал: «Ладно, в переходный период пусть будет по-твоему. Но потом, чтобы все “совместители” разошлись по своим квартирам — кто в депутаты, кто в министры».

И я должен сказать, что мы все страдали от такого ограничения в начале девяностых. Потому что все нормальные, умные, профессиональные люди любыми способами уходили к президенту или в правительство, а в депутатах оставались злые, агрессивные, обиженные, завистливые. Казалось, что кто-то из вредности специально собрал и усадил в думские кресла только тех, кто имел одно-единственное желание — показать президенту и «всем этим в розовых штанишках» кузькину мать. То есть даже не на политическом, а на эмоциональном уровне был заложен очень личностный, а потому неразрешимый конфликт между парламентом и правительством.

Как я писал «Ельцинскую» конституцию

Часто спрашивают: как так вышло, что Ельцин именно меня позвал писать Конституцию?

Мне приходится каждый раз объяснять, что так вопрос не стоял. До того как Борис Николаевич дал свое поручение, была целая история, растянувшаяся на три года.

Может быть, чуть повторюсь, но это важно.

Еще на первом съезде РСФСР в 1990 году депутаты практически сразу приняли решение готовить проект новой Конституции и создали конституционную комиссию во главе с Ельциным, который тогда был Председателем Верховного Совета. Поскольку в Верховном Совете РСФСР я стал председателем Комитета по законодательству, то в этом качестве естественно оказался вовлечен в работу конституционной комиссии. Имел честь и тексты писать, и, кстати, отбирать кандидатов в первый состав российского Конституционного суда.

Но на тот момент моя работа над новой Конституцией шла хотя и активно, но как бы фоном, потому что на первом месте стояли проблемы с оформлением новой политической власти и, особенно, с экономикой, дела в которой обстояли просто катастрофически. Еще с середины 1980-х в СССР сочинялись разные экономические программы, но реальных подвижек не было, потому что союзное руководство действовало вразнобой.

Потом Ельцин сказал, что России надоело дожидаться, когда СССР раскачается, а потому мы начинаем свои реформы самостоятельно. Маститые партийные экономисты вдруг разом исчезли с горизонта. Остались только Гайдар с командой, готовые что-то делать на практике. Но они позиционировали себя во власти как узкие специалисты, занимались только экономическими вопросами. А в той ситуации реформы нуждались в первую очередь в политической и юридической защите.

В результате всё лето 1990 года у меня прошло под знаком работы над первоочередными законами, обеспечивающими политическую безопасность реформам. Главным из них был закон о референдуме.

Следующий шаг, который на тот момент надо было прописать законодательно, — это институт президента. Для нашей страны и наших традиций институт единоличного главы государства был, есть и будет исключительно важным. Мы с коллегами сразу решили, что обязательно нужны всенародные выборы президента. Кстати, Горбачёв проиграл политическую власть именно потому, что не рискнул пойти на прямые президентские выборы. Его избирали депутаты, а не весь народ. Поэтому в определенный момент он выглядел менее легитимным, чем Ельцин.

В результате в апреле 1991 года был принят Закон РСФСР «О Президенте РСФСР», на его основании в мае были внесены поправки в тогдашнюю Конституцию. Они серьезно меняли конфигурацию власти в стране.

Закон, честно скажу, получился неплохой, но не идеальный. Прежде всего потому, что мне, как говорится, «под давлением обстоятельств» пришлось вписать туда раздел о вице-президенте. Я с самого начала считал эту затею не просто неудачной, но опасной.

Но сюжет о вице-президенте появился с подачи самого Бориса Николаевича, которого я не смог переубедить.

В то время он был с делегацией во Франции, позвонил мне поздно ночью накануне слушаний в Верховном Совете: «Впишите в закон о президенте пост вице-президента». Говорю: «Борис Николаевич, этого нельзя делать». Он свое: «Так надо, вписывайте». Я посмотрел состав делегации, а там вторым лицом был Геннадий Бурбулис, и понял, что в Париже обсуждался вице-президент по фамилии Бурбулис. Короче, вписал я этого вице-президента в закон, но Бурбулис им всё равно не стал. Когда начали готовиться к президентским выборам, то поняли, что в пару к Ельцину вице-президентом нужна фигура более понятная избирателям, которая голоса плюсует, а не отбирает. Таким кандидатом оказался Александр Руцкой — молодой коммунист, военный летчик, этакий красавец с усами. На тот момент казалось, что это хороший выбор. Но потом история повернулась к нам совсем не лицом.