Как я как бы забеременела (сборник) - [6]

Рядом с дочерью в машину протиснулся Малявкин, для корректировки свадебного процесса. Грязный жених уселся на первое сиденье рядом с босоногим Председателем.

«Москвич» резво рванул с места – за ним поскакали свидетели и гости. Благо до места бракосочетания путь был совсем недолгим. Народ даже не успел запыхаться, как оказались возле конторы. Старики и старухи по собственной немощи ещё некоторое время подтягивались к сельсовету.

Таким же манером, на собственном «мерседесе» марки раздолбанного бездверного «москвича», Председатель с шиком доставил молодожёнов обратно до праздничных столов. Гости прибежали самостоятельно. Старухи и старики шкандыбали с передыхом по дороге, но и они не опоздали к застолью – жених, теперь уже молодожёнец, побежал домой мыться и принаряжаться.

Чистого, нарядного, и не совсем красавца, но это не так уж важно, молодожёнца встретили аплодисментами, по-городскому, так велела невеста. Вместо самогонки, по требованию Нюрки, на столе красовались разнокалиберные «городские» бутылки.

Хитрый Петькин тесть на кумовой машине съездил в город и закупил там «пелёнку», разлитую по разным красивым бутылкам, неотличимых по внешнему виду от магазинных, но одинаковых по внутреннему содержанию… да кого это колышет! Зато хитрый мужик в два раза сэкономил деньги только на одной водке. То же самое проделал и с закуской. Продукты закупил у барыг по бросовой цене.

Взявшись за руки, молодые под гром аплодисментов и крики «Ура», как хотела невеста, прошли к «лобному месту» – во главу стола, и… свадьба покатилась.

Первыми, как всегда до невменяемости, напились конюхи, близнецы-братья, до того похожие друг на друга, что даже родная мать-старушка путала собственных сыновей.

На нынешней свадьбе отличительной особенностью одного из них был большой синяк под глазом, придававший близнецу, довольно мирному мужику, несколько злодейский вид. Такое отличие давало возможность «виночерпию» – тётке Адорке, выдвинутой на почётный пост по причине ею полного неупотребления мерзавки из-за язвенной хвори, ядри её в корень, безошибочно наливать в стаканы братьев, пользуясь отличительной меткой одного из них.

Однако это не спасло братьев. Те набрались так, что до самого утра бесчувственно валялись в бурьяне под невестиным забором.

– Дорогие Петька и Нюрка, – вставая с места, продолжил очередную заздравную речь деревенский Голова. Он так и стоял на посыпанном золой дворе в дырявых носках, с беспомощно выглядывающим из него грязным пальцем. Его сапоги с намертво прилипшими комьями глины валялись за калиткой. – Вы сейчас стали мужем и женой. У вас теперь образовалась семейная ячейка…

– Петрович, – едва ворочая языком, вмешался его бухгалтер, щупленький, словно дед Щукарь, человечек с льняными проплешинами на голове заместо волос. – Заканчивай собрание, подводи баланс…

– Не перебивай! – зашикала на него супруга. – Не мешай слушать. – На-ко вот лучше, Елисеич, холодца попробуй, а то ты всё на огурцы налегаешь.

Поздравительная речь Головы была смята, но об этом никто не жалел, как и он сам, потому как на столе ожидала батарея «городских» бутылок, соседствуя с напитком доморощенного изготовления, то есть – самогоном.

Опустошённая тара «городских» бутылок была отброшена к собачьей будке, а гости находились уже в том состоянии, когда «кто кого перекричит».

– Дайте мне слова! Ну, дайте, я скажу! – стараясь, перекричать невообразимый гвалт, требовал Гришка Разин, женихов друг, известный деревенский донжуан и нынешний свадебный свидетель.

Аптекарша, которой малый полгода дурил голову, а затем переметнулся к Светке-библиотекарше, отомстила ему тем, что по рецепту от кашля, выписанному тому фельдшерицей, выдала собственноручно изготовленный похоронный венок из цветов с приаптечной клумбы, на которую без стеснения унадился ходить справлять нужду здоровенный соседский кот.

– Мне что, растения обрывать и настаивать? – ошарашился изменник.

– Ага, и пить по ложке три раза в день. Дурь как рукой снимет.

Об этом случае тут же узнала вся деревня, и над парнем стали подшучивать:

– Гриш, дай настоечки полечиться.

Слова Гришка не получил. В утешение кто-то протянул ему полстакана самогона.

На свадьбу был приглашён и директор овощеперерабатывающего комбината, базирующегося на территории деревни – Иван Иванович Щербак. Сорокавосьмилетний мужик, холостой, с патологическим страхом перед собственной мамочкой, женщиной насколько габаритно-объёмной, настолько известной крутым нравом.

– Иван Иванович! – протиснувшись за спину сидевшего в ряду гостей Щербака и смело смолившего сигаретой в компании участкового Фёдора Степановича Коржа, испуганно прошептала его секретарша: – Сюда идёт ваша мама!

Директор тайно от родительницы покуривал в рукав. На свадьбе, считая, что ему никто не помешает, расслабился в компании мужиков, и с наслаждением потягивал «Мальборо».

Едва услыхав «известие», директор в панике швырнул недокуренную сигарету под стол.

– Наташа! – закричал он благим матом, оборачиваясь к девушке и разгоняя от себя табачные клубы дыма. – Быстро дай мне «дирол»! – И принялся судорожно хлопать себя по карманам, чего-то выискивая.