Как выживали в «лихие девяностые» - [8]

 

* * *

И все-таки гонорар за перевод романа мне выплатили полностью.  И тут же заказали новый — “The Dark”. Сроки опять были жесткими. Но тут у меня начались неприятности на работе. Завкафедрой, прознав, что я фактически нанял других преподавателей для чтения своих лекций, пригрозил увольнением. Хотя доцентская зарплата в “лихие девяностые” (да и в наше время тоже) являлась просто насмешкой, но как-то не хотелось терять статуса. И тогда я придумал следующее: найти себе реальных помощников. Но как это сделать?

В пору активных поездок в колхозы я познакомился с одним молодым преподавателем с кафедры английского языка. Парень был из профессорской семьи, стажировался в Англии, но был абсолютно не приспособлен к жизни в сельской местности. Не умел растопить печку, наколоть дров, не знал, как нужно  разговаривать с трактористами, бригадирами. А уж когда он видел, как я запрягал в телегу лошадь, он просто стоял, разинув рот. Над ним все подсмеивались — и преподаватели, и студенты. И вот я над ним взял шефство. Отбривал наиболее ретивых, когда они уж очень над ним издевались, помогал ему, кое-чему научил. И он ко мне проникся доверием. Постепенно отношение и других к нему переломилось.  И вот именно к нему я и обратился за помощью, нет ли у него знакомых профессиональных литературных переводчиков.

И попал в точку! Парень писал диссертацию, а руководителем у него был заведующий кафедрой теории перевода крупного ленинградского вуза — приятель его отца. Вот по его рекомендации я к нему и обратился. Вадим Павлович оказался очень приятным в общении человеком. Плюс к тому же свободно владел пятью языками, в том числе английским, французским и испанским. Он переводил Лопе де Вега, Фолкнера, Чейза. Он предложил следующий вариант: я делаю копии глав книги, а он раздает их своим “бабушкам-пенсионеркам”, как он их назвал. Это бывшие преподаватели их кафедры, вышедшие на заслуженный отдых. Плюс к тому мы с ним сами  тоже берем по большому разделу. Полистав книгу, он сказал:

— Да, тут есть сцены оргий. Лучше моим старушкам их не давать. А то еще окочурятся. Ну, да я сам потом прогляжу и выберу, что кому поручить. В то время вся интеллигенция сидела на мели и с радостью хваталась почти за любую работу. Потом мы собирались с ним вместе, брали выполненные разрозненные части и, читая вслух по очереди, “причесывали” их. Это и было литературное редактирование.

 

* * *

После перевода двух романов я уже достаточно осмелел и занялся поисками новых английских и американских детективов по магазинам старой книги. Набирал их целую кучу, потом дома разбирался, что стоящее, что нет, и делал выборочный перевод наиболее ударных фрагментов, по 20–30 страниц. Затем отыскивал издательства, выпускающие переводную литературу, и предлагал им фрагменты своих переводов. В ряде случаев со мной заключали договоры, и я сразу принимался за работу. 

Теперь мне удалось купить более приличный компьютер, принтер, а вскоре дома появился и Интернет. Дела шли на лад, мешала только работа. И вдруг возник неожиданый поворот читательского интереса. В одном из издательств мне показали рукопись, именно рукопись, написанную шариковой ручкой. Это была первая книга Андрея Кивинова “Кошмар на улице Стачек” — добротный сплав хорошего знания уголовной хроники, милицейских будней и юмора. Кстати, потом по сценарию Кивинова был поставлен сериал “Улица разбитых фонарей”.  И тут я понял, что нашему читателю уже становятся малоинтересны приключения джонов и мэри на 32-й улице, их гораздо больше трогают свои братки.

Тут-то мне и пришла идея перенесения в литературе реалий западной жизни на родную почву. Сколотить крепкий сюжет романа, придумать композицию, структуру  мне было не по зубам, а “вышивать” по готовой канве нашими нитками я попытался попробовать. Начал переделывать один из переведенных мною романов ужасов в российский детектив. Все “стриты” у меня обрели конкретные питерские названия: Садовая, Моховая, Кирочная. Гудзон превратился в Невскую губу. Вместо биллов и джеков стреляли толяны и димычи. А вот долларовые миллионные наследства так и остались основными пружинами романа. Проститутки и сутенеры, наркоторговцы и киллеры плавно безо всяких изменений  перепорхнули в “русифицированную” версию. Добавил туда еще местного жаргона, официантских и ментовских физиономий, и получился настоящий отечественный роман. Оставалось только получить разрешение у издательства, выпустившего оригинал.

 

* * *

После того, как Хелен уехала домой в Англию, сразу образовался некий вакуум. Но просуществовал  он недолго. Следующим преподавателем, который вел занятия по английскому, был Тимоти Хассал. Это был человек с очень интересной биографией. Родился в Англии, около пятнадцати лет работал в Америке, а к концу жизни переехал в Новую Зеландию. Он привез с собой кучу видеокассет с новостными англоязычными программами, конкурсами, играми типа нашего “Поля чудес” и “О, счастливчик!”. Мы смотрели передачи, пытались вместе со зрителями, сидящими в зале, угадать нужное слово, спорили. Кроме этого, он нам читал лекции о различии британского и американского вариантов английского.  Мы даже играли в такие игры: вы находитесь в Америке, как спросить то-то и то-то, как ответить и т. д.  Если в Англии, к примеру, спрашивают: “Have you got?”, то в Америке: “Do you have?” “Certainly”, — говорят в Англии, “Sure”, — говорят в Америке и т. д.