Как выживали в «лихие девяностые» - [3]

Ладно, тогда я перешел к третьему слову: born.  С ним обстояло еще хуже! Это был не просто глагол в прошедшем времени, а целая третья форма глагола, какой-то past participle...

А означал он: “рождаться”, “появляться на свет”.

И тут меня осенило! Я просто перевел “в лоб”: I was born —  я был рожденным, я был рожден или еще проще: я    р о д и л с я!

“Я родился в Йорке”. Вот что означала эта первая фраза. Наверное, дети капитана Гранта вряд ли испытали большее удовлетворение, расшифровав полуразмытые буквы записки, найденной в плававшей по морям бутылке по сравнению со мной, понявшим эту первую фразу бессмертной книги. Я ждал и не мог дождаться прихода с работы отца. Едва он вошел в дом, я ему сразу с порога выпалил:

— Папа, я умею читать по-английски!

Вот так. Ни много ни мало. Умею читать, и все.

У меня до сих пор хранится эта книга, где почти над каждым словом первых двух страниц сверху карандашом над английскими словами тоненько надписаны русские слова, взятые из англо-русского словаря. Отец достаточно хорошо знал немецкий язык, который в годы его юности был в СССР гораздо популярнее английского, но и с английским он вполне мог разобраться. И мы с ним вместе перевели эту книжку до конца. Правда, ему было это сделать легче еще и потому, что он в свое время читал ее на русском.

Потом он предложил мне поразить дедушку: взять в руки английского Робинзона и “с листа” переводить ее  ему на русский. На радостях дед подарил мне и брату двухколесные детские велосипеды. Правда, не новые, но вполне подходящие для езды.

 

Словари и энциклопедии

В доме в книжном шкафу, помимо художественной литературы, стояло множество словарей и справочников. Позже появились энциклопедии.  Был даже “Краткий философский словарь” 1941 года издания, лексика ряда  разделов которого была близка к ненормативной. Это касалось, в частности,  кибернетики, генетики, евгеники и прочих “буржуазных лженаук”.

Стояли и “Толковый словарь живого великорусского языка” Владимира Ивановича Даля, и  “Словарь иностранных слов”. В 1953 году появился “Энциклопедический словарь”, а с 1958 года мы стали выписывать тома Малой Советской энциклопедии.

Всякий раз, когда мы с братом, встретив незнакомое слово, обращались за разъяснениями к отцу, он вначале сам нам объяснял их значение, а потом заставлял еще прочесть это либо в словаре, либо в энциклопедии. А потом еще нередко просил нас самих пересказать ему, что нового мы узнали по этому вопросу из книг. Сравнивая всякий раз статьи на одну и ту же тему, написанные в “Словаре иностранных слов”, в “Энциклопедическом словаре” и в Малой Советской энциклопедии, мы замечали, что по одному и тому же вопросу можно сказать и кратко, и чуть более подробно, и развернуто. Тем самым отец, сам ведя большую преподавательскую работу, и нас исподволь приучал к систематическому изложению вопросов со степенью подробности, учитывающей и интерес к теме, и предполагаемую аудиторию.

Когда же нам это начинало казаться немного утомительным, отец всегда приводил две пословицы: русскую “Терпение и труд все перетрут” и немецкую “Nur Beharrung fuehrt zum Ziel” — “Только упорство приводит к цели” (позже я узнал, что это строка из Шиллера).

Прочитав как-то “Принц и нищий” Марка Твена, я увидел в нашем книжном магазине на улице Пестеля  такую же книжку на английском языке  и попросил маму купить ее. Дома начал ее с увлечением читать, иногда, правда, заглядывая в русский перевод. Таких небольших английских книжечек у меня набралось постепенно несколько десятков. Но вскоре меня перестали устраивать адаптированные книги, в них не хватало какого-то естественного аромата языка (это я уже позже сообразил, чего в них не хватало), это было то же самое, что беседовать не с носителем языка, а с преподавателем,   и тогда  я начал искать оригинальные издания. Первой такой книгой была “The old man and the seа”. У меня был уже ее адаптированный вариант, и мне нравилось читать параллельно оригинал, перевод “Старика и море” под редакцией знаменитого Ивана Кашкина и вариант этой же книги на английском для школьников. Я начал понимать, что такое “адаптация” книги. В эти годы по радио шло много передач о литературе и о языке: “Моя любимая книжка”, “ В мире слов”. И в одной из передач изо дня в день читали “Старика и море”. Правда,  тут я немного забегаю вперед. Хемингуэем я увлекся в классе девятом.

А английский в школе у нас начался с третьего класса. Учительница была очень удивлена тем, что устный у меня был гораздо лучше письменного: писал я по-английски (а кстати, и по-русски) коряво. Правда, почти без ошибок. В школе был организован кружок английского языка,  где мы читали и пересказывали короткие сценки, пели песенки на английском, а потом стали готовить и небольшие пьески.

 

ДЕНЬГИ: БЫЛИ ДА СПЛЫЛИ

Вернемся к началу рассказа о том, как мне дали проявить себя, предоставив для  перевода первые двадцать страниц романа ужасов. Сразу скажу:  он меня увлек, а это ведь очень важно — увлечься своей работой. Не забудьте, что  пришел я в ту фирму соглашаться на  работу, что они предлагали по объявлению — выделку шкурок. А эта-то работа по переводу была явно увлекательнее!