Как все начиналось - [26]

– Да? – ответил тот, почёсывая уже шею. – Не шнал.

Гном расхохотался:

– Ох, и язва же ты, милая!

Впереди освещёнными окнами замаячил постоялый двор, и мы прибавили ходу. Подъездная дорога, да и сам двор были растоптаны лошадиными копытами, грязная жижа доходила до щиколоток. Тёмные от воды, давно не крашенные стены двухэтажной гостиницы наводили на мысль, что она была построена ещё до Тысячной битвы. На первом этаже разбитое окно заткнуто подушкой, из другого, приоткрытого, шёл тяжёлый запах тухлой рыбы.

Мы вошли в плохо освещённый холл, запах стал практически удушающим. Сюда из трапезной доносились приглушённые звуки лютни, смех и обрывки разговоров. За огромным столом всклокоченный мужичок в дамском байковым халате, завязанном пояском на плотном животике, читал газетный листок. Он окинул нас недружелюбным взглядом, видимо, компания из маленького мальчика, довольно грязной девочки, опухшего гнома-альбиноса, и избитого мужчины не вселяла доверия. Мы подошли к стойке.

– Откуда Вы такие? Деньги у вас есть? – пошёл он в атаку.

– Есть, есть, – буркнула я, доставая и демонстрируя мешочек с золотыми.

– А чей это ребёнок? – опять насторожился хозяин.

– Мой, – я покосилась на Анука, увлечённо сосущего палец.

– Её, – подтвердил Пан, увидев недоверчивый взгляд хозяина.

– А отец где?

– Вон, – я ткнула пальцем в Ивана, понимая, что при всём моем желании гнома за отца не выдать.

– Чой-то не похож.

– Слушай, дядь, – не выдержал Пантелей, – с тобой родословной расплачиваться или деньгами? Золотые есть, что ещё нужно? Если родословную, так давай лист, нарисую. У меня древо ветвистое, кого в роду только нет! Думаешь, почему я такой белый?

Мужик крякнул.

– Да мне то что. Это все наш священник бормочет, что женщина с ребёнком и без мужа греховна, и что гномы рассадники всех болезней. Вот и спрашиваю, так для порядку, а то жена съест. А вы, кстати сказать, какой веры? – вдруг спросил он, уже принимая деньги, настолько неожиданно, что я едва не выпалила: «А какой надо?» Но вместо этого очень дипломатично спросила:

– А Вы?

– Я единому Богу поклоняюсь!

– Вот и мы ему! – обрадовался гном. – Ему родненькому молимся и днём, и ночью. Поклоны бьём, образа целуем.

– А я своему молюсь после обеда на заходящее солнце, поклоны не бью, и образов у него нет, – вдруг насторожился мужик, подозрительно посматривая на нас.

Тут голос подал Анук:

– Спать, мама, спать, – мальчик начал хныкать и тереть глазки.

– Вот, – укорил хозяина Пан, – довёл дитятко до слез. Не стыдно, а ещё верующий.

– Женщина с мужем и с ребёнком в большие апартаменты, а ты, – он, брезгливо морщась, протянул Пану ключи, – в маленькую комнату.

Потом он кивнул на сохраняющего молчание, дабы никого не пугать чёрной дырой вместо переднего зуба, Ивана.

– А чой-то он молчит?

– Глухонемой, – нашлась я, вырывая ключ из рук гнома ключ.

– А откуда синяк?

– С лошади упал пьяный, – не покривила я душой.

– О, – последовала целая тирада, – так люди-то и погибают…

Но я уже ничего не слушала, а, неся на руках мальчика, поднялась по лестнице на второй этаж.

Очень хотелось помыться, уложить Анука спать, и прилечь самой, и даже соседство Ванечки меня сейчас мало смущало. К моему огромному разочарованию хозяин гостиницы громким словом «апартаменты» называл маленькую тёмную коморку с двумя узкими пружинными кроватями, колченогими стульями и круглым столом, накрытым яркой клетчатой скатертью. На подоконнике стояла полу завядшая пыльная герань, на окне дешёвые занавески, на полу вытертый коврик. Слава богу, постельное бельё оказалось свежим, чистым и накрахмаленным до хруста. Снизу доносились женский визг и громкий смех. Я уложила Анука, умылась еле тёплой водой из кувшина и, едва коснувшись подушки, погрузилась в блаженный сон.

Мне казалось, я только что закрыла глаза, когда в комнату со страшным грохотом ввалился пьяный Иван. Он уселся на свою кровать, громко икнул, скинул на пол грязные сапоги, а потом, завалившись, громко захрапел, перекрывая шум из трапезной.

Охранничек, блин! С такой охраной только на эшафот подниматься! Вот если сейчас нападут, кто нас с Ануком будет защищать? Да я только и способна, что щит поставить, пусть и очень замысловатый. Кстати, о щитах. Такого, какой я сделала в доме у упырей, нет не в одном учебнике! Приятно, чёрт возьми!

Мои мысли перекинулись на гнома. Я лежала и думала, почему он альбинос, и тут поняла, что мне очень интересно, а где он, собственно, находится. Пьяный Ванятка уже в постельке, но чтобы Пан заходил в номер, я не слышала.

Я поднялась, натянула одежду. Надо срочно его найти. В конце концов, если и он натрескается крепкой, что мне тогда делать? Да, дело даже не в опасностях, грозящих Ануку, а в том, что я завтра их не подниму, и мы опять протянем время до обеда, а надо ехать.

Гном оказался в трапезной на первом этаже, отвечающей общему уровню гостиницы. В таком грязном и прокуренном помещении лично я бы есть побоялась. Маленькие замызганные столики, с застарелыми тёмными кругами от вина и прожжёнными язвами от сигарных окурков и низкие стульчики, на закопчённом потолке давно немытые керосиновые лампы с налипшими мухами. В углу маленькая сцена, сколоченная из не струганных досок, здесь разместился ансамбль полупьяных эльфов, орущих пропитыми голосами песню и подыгрывающих себе на лютнях невнятный мотив. Публика собралась разношёрстная, кутили здесь и люди, и гномы, и даже пара перевёртышей, женщины во фривольных нарядах с ярко накрашенными губами, и ни одного трезвого лица. Картину завершал хозяин сего заведения, разливающий по стаканам мутную жидкость, в заляпанном фартуке, одетом на все тот же женский байковый халат. Свободных столиков здесь не оказалось, очевидно, постоялый двор был единственным пристанищем для оголодавших усталых путников на много миль вокруг.