Как воспитать ниндзю - [13]

Я направляла труд. Труд тысяч людей. Взрывной и постоянный. И он создавал не мифические, как деньги для остальных, а реальные богатства – школы, дома, конюшни, фабрики...

Сейчас даже трудно представить, какой взрыв производства это принесло в те бедные, нищие годы, когда все стояло.

Поскольку я заставила работать всех постоянно, может, где и силой, без простоя, непрерывно организовывая все новые мастерские и производства для обмена, произошел просто взрыв промышленности в пределах моего “организма”.

У меня появились свои корабли, свои порты, плантации, поля, сады, целые районы... В доме круглый день толклись люди. И мне просто пришлось научиться делать много дел одновременно, слушать сразу многих, диктовать многим одновременно, решать задачи одновременно. Хотя японец постоянно тренировал во мне умение делать несколько дел одновременно: писать двумя руками разные тексты, играть одновременно на нескольких инструментах, делать разные движения разными руками... Он тренировал меня сотнями способов, хотя, хотя все больше и больше переводил упражнения с условных тренировок на обычную жизнь и обычные действия в реальной жизни, чтоб они впитывались инстинктом. Мне приходилось в жизни делать несколько дел. На самом деле, как я поняла позже, он только давал толчок развитию, а дальше уже помогал применять способности на жизни. И тренировать в жизни. В простой повседневной жизни.

И я уже не удивлялась, когда, спеша со мной от одного дома к другому, он показывал мне приемы и учил бить в этих крошечных промежутках свободного времени, когда голова заодно работала над несколькими делами одновременно. И время поездок, которых нельзя было избежать, было жестко наполненным тренировками: и на корабле, и когда приходилось ждать, и еще в тысячах мест, в которых люди теряют время. А я не теряла, а только росла.

Но, если можно было бы сказать честно, и раскрыть все, то он учил меня этой торговле, так сказать, в свободное от занятий боевыми искусствами время. На самом деле, я, также как в торговлю, точно так же была погружена в первую очередь в боевое искусство и тайную деятельность убийцы и шпиона, о которой никто не знал, и которую знали по ночам только я и японец. Две черные страшные тени, большая и маленькая, скользящие невидимо по ночам и живущие второй жизнью. Почему-то ни разбойников, ни бандитов, которыми так славна Англия, у нас нигде не было, и этим все страшно сказано. Как и не было каких-то даже ничтожных тайн от меня. Я точно также была беспощадно брошена в боевое искусство как в тот мой мир, где я родилась, и где инстинкт младенца должен был просто взять его как данность и усвоить его, как речь.

Я училась убивать и шпионить до того, как говорить.

Но, что было особенностью японца, это все, что все сразу переводил в реальную жизнь, а не условную учебу. Если надо было выучить географию, я разбиралась с картой, потому что туда ехала, а не потому что этому учил и требовал скучный учитель. Попутно я тщательно уже сама выясняла все особенности близких и далеких земель, их условия, их земли, их климат, их растительность и живность, их производства. Выясняла так, как это не делал никакой ученый, ибо я пыталась из всего извлечь пользу, именно пользу. И радовалась каждому озарению и новой мысли, которую наставник радостно поощрял. То же было и с математикой, и с книгами по экономике, которые я буквально выкапывала и выискивала в библиотеках... И с науками, которые были нужны для организации производств... И с новыми открытиями... И японец только невидимо направлял, словно натравливая меня на знания в реальной жизни, а не в условной учебе... А я просто жила.

Надо не забывать, что это был очень маленький человек, но который был словно силой взорван изнутри своим собственным расширяющимся делом, который так и не повзрослел внешне, а был маленьким ребенком и даже младенцем...

Богатства на моих землях росли лавинообразно, как и сами земли, устремляясь в прогрессии ввысь и в бесконечность. А проклятый японец требовал, чтобы я по-прежнему абсолютно все свое достояние держала в уме и помнила. И это было моей главной тренировкой на жизни – умение не только преодолевать препятствия, но и внутренне преодолевать себя, непрерывно развивая себя. Японец лишь давал мне средства, пути развития, возможности и толчок. И создавал обстановку дисциплины, чтоб напряжение жизни разрывало меня в направлении совершенствования. Конечно, чудовищно помогало в этом то, что он, как тренер, знал все мельчайшие подробности развития и строение ума, знал, как нужно развивать способности и возможности, владея знанием аппарата и условиями его развития. Именно его знание позволило так направить меня и жизнь, чтоб развивать себя, а не ломаться...

Тысячи людей прибывали непрерывно. Я учила языки не потому, что так было принято у знати, а потому, что мне надо было разговаривать и вести переговоры. А развитая японцем и непрерывными упражнением память позволяла очень быстро осваивать языки. И с каждым языком мне требовалось все меньше и меньше времени, чтоб выучить новый...

А японец все жал. Он не остановился на том, чтоб я читала целыми страницами книг, а не по словам, а дожал и заставил упражнять так, чтобы я сразу видела и осознавала газетный лист. Это было ужасно, я тишком плакала, но постепенно втянулась. Мне просто пришлось читать газеты листами со всего мира и всех городов, и на всех языках, каких только можно, приходивших к нам непрерывно, и я втянулась. И потом привыкла...