Как весть о том… - [8]

Шрифт
Интервал

Старик, что сам себе бормочет.
Дай бог ему приветных слов
И неба чистых оболочин.

«Земное долголетье – от земли…»

Земное долголетье – от земли,
От неба в нас – ко времени презренье.
Поля пусты, деревья на мели —
Знакомое душе тихотворенье.
За осени кострами – чистота
И холод, будто не закрыта вьюшка
Небесная. И виден край скита
В заиндевелых замерших опушках.
Взгляд покорён суровой простотой
Земли, где даже спящий куст врачует
Слепую душу, и слепая чует
Блаженства в небе отблеск золотой.

«А холод осенний бывает – что клад…»

А холод осенний бывает – что клад
Для бедного сердца, в котором горят
Полоски надежды, обрывки игры
И прочие блёстки земной мишуры.
На пепле желаний, на шелесте чувств
Ты озимь сомнений посеял, ты пуст
И ведаешь то, что дано старикам:
Мечтая о жатве, готовься к снегам;
Надеясь на радость, тоску пожалей —
Ведь скоро не будет и пасмурных дней.

«И да, и нет – сквозь тьму и свет…»

И да, и нет – сквозь тьму и свет,
И замерзая, и сгорая,
Душа летит… и ей претит
Возможность ада или рая.
И в неслиянности ни с чем
Она завидует снежинке,
Что гибнет на твоём плече
В неизъяснимо-нежной дымке.

«Клянёт ли бедность пешеход Евгений…»

Клянёт ли бедность пешеход Евгений,
А дни идут ни шатко и ни валко;
Осмысленней их жалких откровений
Стилистика – у ночи приживалка.
Не надобно проявленности лучшей,
Куда отрадней без стыда и горя
Спокойно думать о душе заблудшей,
Не прозревая низостей изгоя.
Но вот манера, вот ведь незадача —
Легко ль прожить, живя не по уму,
Жалея сытых, ничего не знача…
А дни идут, не жаль их никому.

Полыньи

Полынное небо. И горечь сомнений.
И сырость – призванье галош.
Под небом угрюмым каких дуновений,
Какой осиянности ждёшь?
Когда и светлы-то (глядишь и не веришь)
Лишь две полыньи над тобой.
Плыви хоть за Трубеж, лети хоть за Велиж —
Повсюду их свет голубой.
Вот эта – нежнее, а эта – милее
В такой богознайной глуши,
Где связано всё, даже бог в мавзолее —
Одна из традиций души.
Церквушка с погостом, истёрханный скверик.
А небо темней и темней,
И лучше не думать, бездумней – поверить
Хотя б торжеству полыней.

«Не слышно время, но часы идут…»

Часовой? стрелок? охотник?

Часовая стрелка ходит.
Не слышно время, но часы идут —
То с будущим, то с прошлым не в ладу.
Неточны ль стрелки, тетива пружин
Ослабла ль в них, но я всё время – жив.
И ритуал подглядок и подкруток
Не ради лишних выглядит минуток,
Ведь с настоящим не в ладу и я
И слышу время, без часов скитаясь.
Язык скитаний – вежливый китаец,
Влюблённый в безупречность бытия,
Как погребённый дневниковый почерк —
В матрёшку яви: день, денёк, денёчек;
В наивность, облетевшую слова,
В то, без чего – грустить осиротело
И века холодеющее тело
Не отогреть попыткой мастерства.

«Мне во сне явился облик милый…»

Среди миров, в мерцании светил…

И. А.

Маши́ах

Мне во сне явился облик милый,
И сияли бездны и слои
Вдохновеньем первозданной силы,
И светилось имя: Эллой.
Несся дух над водами забвенья,
Над землёй – подобием листа;
Крепла мысль, угадывались звенья
Повести – от света до креста.

(сожалея)

Но прервался сон мой – вот досада,
Никогда воочью не воспрянут
Семь цветов, семь нот, семь яблок сада…

Аласто́р

(таинственно)

А восьмое – всё соблазн и пряность…
Как любить – и не вкусить такое,
Если слов сильней, дороже смерти?

Машиах

(удивлённо)

Я искал… свободы и покоя.

Аластор

(про себя)

Знай же цену пропасти и тверди.

(снисходительно)

Бредил ты, и бред твой воплотила
Моя воля… Свод ночной возник.

Машиах

(тревожно озираясь)

Аластор, зачем нужны светила,
Разве мало света и без них?

Аластор

(увлекая в бездну)

Прикоснись – как Девы тлеет локон!

Машиах

(испуганно)

Кто она?

Аластор

(насмешливо)

По имени назвать?

(горделиво)

Ты мечтал о существе далёком,
Я – твоей мечтой… повелевать!

«Скажи, мой дух, не скучно жить на свете….»

Скажи, мой дух, не скучно жить на свете,
Тем более всего в одном столетье?
Как разглядеть воочью остров синий
И руки гончара в микенской глине —
Лиловой, допотопной, доамфорной,
Познающей огонь и воздух горна.
Не так ли, бес, ведь ты глядишь давно
Куда захочешь и когда угодно,
Так отчего амфорное вино
Тебе дороже тайны первородной?
Не олух ты, не глух, не слабовидящ,
Предпочитая буйства бычьих игрищ
И близящийся мрак Девкалионов,
Карательный для целых миллионов
Мозаик, лабиринтов, гончаров…
Не правда ли, им приговор суров,
Хоть память глины неуничтожима,
Безвестность стиля – золотая жила
Для будущих и славных мастеров?

«Усну, а и во сне не спится…»

…Тени в пламя сбегут голубое.

И. А.

Тень

(бредя по берегу с Учеником)

Усну, а и во сне не спится,
Всё – полнолунья б дожидаться.
Разбилась жизнь, как черепица,
И ни обола – чтоб напиться,
И ни сраженья – чтоб не сдаться.

Ученик

(с надеждой в голосе)

А помнишь, так же ночь молчала
Под аркой золотых ветвей,
И Эвридику у причала
Ласкал не ветрено Орфей?

Тень

(вполне равнодушно)

Не верь, что тени те́ней слышат
И что друг друга узнают,
В подполье памяти лишь мыши
Железо времени жуют.
Тебя твоя́ заводит память
В тростник, которого уж нет;
Искать, задумывать, шаманить —
Тебе. Сегодня ты́ поэт.

Ученик

(смущенный)

Ты пел – и по морям летело,
Смолкал – и души наизнанку!

Тень

(вдруг оживившись)

Нет, песня пелась как хотела
Затем, что добивалась тела,
Как голытьбы – игра в орлянку!

Ученик