Как в индийском кино - [58]

Весь следующий день я на всякий случай никуда не выходила и даже отключила телефоны, но, правда, только после того, как позвонила Анне Ильиничне и сообщила ей печальную весть – она ведь искренне переживала за Вадима.

– Господи ты, боже мой! – причитала она. – Ну, словно проклятие какое-то на Смирновых лежало! Вадима-то как жалко! Похороны-то когда? И где хоронить будут? Я бы хоть цветочки ему принесла, да на могилку потом приезжала – больше-то некому.

– Не знаю, ничего не знаю. И даже не подскажу, у кого вы узнать сможете, – только и могла ответить ей я.

В целях соблюдения конспирации, я не стала в воскресенье вызывать такси, а поймала на улице частника, выбрав машину попроще. Окончательно же я успокоилась только в самолете.

Отдых удался на славу. Я вернулась в родной Тарасов загорелая, посвежевшая, а главное, немного успокоившаяся. Нет, мысль о собственном провале меня не оставила, но уже не так отравляла мне жизнь. Я знала, что никогда не забуду произошедшую по моей вине гибель Смирнова, но я научилась с этим жить. Купив в киоске аэропорта все имевшиеся там свежие газеты, я поехала домой, чтобы понять, как мне дальше себя вести и не грозят ли мне неприятности.

Бросив сумки, я ткнула пальцем в телефон, чтобы прослушать оставленные на автоответчике сообщения, но телефон не работал. Неужели за неуплату отключили, удивилась я, потому что долгов у меня не было, но потом вспомнила, что сама выключила его и, успокоившись, включила снова, а заодно и сотовый, которым во время отдыха ни разу не воспользовалась, соблюдая конспирацию. Потом я сделала себе кофе и принялась за чтение.

Несмотря на то что прошло уже десять дней, газетчики все еще никак не могли успокоиться, и из статей следовало, что разгром у нас в области царил полный: отставка следовала за отставкой, и уголовные дела возбудили против таких лиц, о которых раньше было принято говорить исключительно в превосходных степенях. Газеты писали, что по многочисленным обращениям родственников пропавших девушек никаких розыскных дел заведено не было. Отчаявшиеся добиться истины на месте родители пропавших стали обращаться в Генпрокуратуру, которая и подключила к этому делу свои лучшие силы – ну, уж я-то знала, что это чистой воды брехня. Теперь же документы пропавших девушек обнаружились в сейфе борделя. Оппозиционные газеты особенно упирали на то, что операция была специально проведена силами армии, потому что тарасовская милиция вся сплошь коррумпирована и доверия к ней нет. Ну что ж, специально или нет, но из-под удара меня вывели, и можно жить, ничего не опасаясь. Но вот только к Кирьянову мне сейчас лучше не соваться, подумала я и поставила в бар купленную специально для него к Новому году бутылку «Абу-Симбела».

Я включила телевизор и под его бормотание стала разбирать сумки, а потом пошла на кухню, где и обнаружила, что холодильник практически пуст. Время было уже позднее, но круглосуточный супермаркет находился неподалеку, так что проблем с хлебом насущным не возникло.

Возвращаясь из магазина, я еще за дверью услышала, как надрывается мой телефон. Я еле-еле успела снять трубку, ожидая, что это очередной клиент, но это оказался Венчик.

– Матушка Татьяна Александровна! Да ты чего творишь-то? Сама же задание дала и исчезла неведомо куда! – возмущался он.

– Да просто отдыхать ездила, – объяснила я. – А про задание ты забудь, не нужно мне это уже.

– Ну вот, а я его нашел! Того мужика с фотографии, – разочарованно сообщил он мне.

– Как нашел? – обалдела я. – Когда? Где?

– Так друзья помогли, – охотно начал он делиться своими достижениями. – Я одному фото показал, так он еще удивился, что я Антона сам не вспомнил. А ведь точно, Антон и есть! Только на фото он поприличнее, стриженый и без бороды, а в натуре он лохматый, бородатый, да и вид неприглядный.

– Какой Антон? – растерялась я. – Я же тебе говорила, что его зовут Вадим Сергеевич Смирнов.

– Да никакой это не Вадим! – стоял на своем Венчик. – Антон Никитин!

– Ну, кем бы он ни был, а только больше меня это не интересует, – твердо заявила я. – А к тебе я завтра утром заеду, чтобы за труды заплатить, так что ты меня дождись. – Как бы то ни было, но он ведь старался, подумала я.

Честно говоря, даже одно напоминание об этой истории снова испортило мне настроение. Но, как я ни пыталась отвлечься и выбросить из головы слова Венчика о каком-то неведомом Антоне Никитине, моя мысль снова и снова возвращалась нему. Что это за Никитин такой? Но, главное, мне не давала покоя уверенность Венчика в своей правоте, а ведь память у него фотографическая. И у меня в душе завозился злобный вредный червячок сомнения. Я очень боялась снова как-то пересечься с Куратором, но любопытство… Ох уж это женское любопытство! Короче, когда я утром приехала к Венчику, то с места в карьер спросила:

– Что это за Антон?

– А-а-а, матушка Татьяна Александровна! – обрадовался он. – Не зря я, значит, трудился! Ну, слушай! Я Антона оттуда знаю, что пили мы с ним, – начал он.

– Ты же не любитель! – удивилась я.

– В меру и в хорошей компании могу принять, – солидно заметил он и продолжил: – Так вот, умный он человек, интересный, поговорить есть о чем, но… С червоточиной. Гнилой человечишко! Уж очень он собой кичится! Ты, матушка, только не смейся, а ведь он себя всерьез гением считает. Так и говорит: «Мир еще узнает, кто такой Антон Никитин!»