Как уволили Беллу - [2]

Где «там» и кто «он» Белла не уточняла, но мы без труда догадывались, что она имеет в виду горком и его первого секретаря. Вскоре пошла гулять никем не опровергаемая легенда о том, что сама Белла доводится никем иной, как племянницей самому Широкову, На боязливого Зиновия Петровича это произвело довольно внушительное впечатление, и с тех пор, если даже новая сотрудница не собиралась выступать на «летучке» или каком-либо другом редакционном совещании, он взял за правило ее спрашивать:

– Вы, Белла Константиновна, говорить не будете?

И облегченно вздыхал, когда она отрицательно качала короткой прической. Но после того как все расходились, Козак оставалась сидеть на своем месте и в ответ на вопрошающий взгляд Заболотного вкрадчиво произносила:

– У меня к вам несколько щекотливое дельце, Зиновий Петрович. Три дня назад наш завотделом Серегин в городском ресторане отмечал день рождения. Были с ним и еще трое наших. Уходили, пошатываясь.

•Дело выеденного яйца не стоит, я это весьма хорошо понимаю. Случай сам по себе мелочь, бытовичок… Но у нас наверху об этом уже известно, и мнение самое отрицательное. Я, разумеется, только сигнализирую, а принимать меры ваше дело, но я думаю… – и она холодно излагала свой план, по которому крамольный Серегин должен был быть подвергнут самому жесткому остракизму.

А в следующее свое посещение редакторского кабинета Белла Константиновна, изобразив на лице тягчайшее страдание, надломленным голосом, переходящим в горький шепот, вымолвила:

– Настя!

– Что такое с Настей? – встревожился редактор, сразу догадавшись, что речь идет о заведующей отделом писем двадцатипятилетней Настеньке Караваевой, ко всем отзывчивой миловидной блондинке, которую любил весь наш коллектив.

Белла закатила глаза и стала обмахиваться свежим номером нашей газеты, словно спасительным веером.

– Вы понимаете, Зиновий Петрович, вот и литература, и эстрада, и телевидение… всюду так много произведений об изменах и брошенных женах. Это все, конечно, в неумолимых рамках законов нашей жизни, зова сердца и так далее. Но к Насте вот уже месяц по вечерам ходит замздравотдела.

– Ну и что же? – собрав все свое мужество, улыбнулся редактор. – Ведь Настя развелась и вот уже три года живет одна. А человек, о котором вы говорите, холост. Наше ли дело…

– Да, – сухо прервала его сотрудница, – но ведь Настя работник нашей печати, и ее моральный облик, ее репутация… Словом, что скажет об этом наш первый, как на это посмотрит. Мое дело вас предупредить.

Когда за нею закрылась дверь и в кабинет вошел заместитель редактора, он застал своего начальника со стаканом воды в руке, края которого бились о плотно стиснутые зубы.

– Что мне делать, Володя, с этой склочницей? – простонал он.

– Выгнать, – решительно высказался зам со всей комсомольской прямолинейностью. У Зиновия Петровича глаза вылезли из орбит.

– Ее? Но ведь она же племянница самого первого.

– Тогда терпите и ко мне за советом больше не обращайтесь.

Прошла неделя. Заболотный получил в райздраве путевку в один из черноморских домов отдыха. Возвратившись из отпуска, почерневший от загара, он выглядел и помолодевшим. Добрый блеск вернулся в его глаза, новые истории так и сыпались из его уст. Через полчаса секретарша созвала всех сотрудников в его вместительный кабинет на совещание. Когда все расселись, взгляд редактора как-то обеспокоенно заскользил по лицам, потом переметнулся на обитую кожей дверь.

– А-а где же, – протяжно спросил он, – где же Белла Константиновна? – И так как в кабинете воцарилось какое-то непонятное тягостное молчание, повторил: – Где Белла Козак? Сейчас я пошлю за ней секретаршу, и мы начнем. – Пухлая его рука потянулась к вделанной в письменный стол кнопке электрического звонка. И вдруг его заместитель Володя Козлов со своего места сказал:

– Не надо, Зиновий Петрович. Не звоните. Дело в том, что в ваше отсутствие я ее уволил и все за то же самое.

Пухлая рука редактора упала.

– Что вы наделали? Ее, племянницу первого секретаря горкома? Нет, нет, надо немедленно поправить эту ошибку. «Летучка» отменяется, я еду в горком.

На его счастье, первый секретарь был на месте. В присутствии нескольких незнакомых Заболотному людей, он внимательно рассматривал большой чертеж. Оторвав от него взгляд, доброжелательно воскликнул:

– Ах, это ты, редактор! Уже возвратился из отпуска? Вот время-то как летит. Хорошо, что зашел. У нас тут радостная новость. По территории нашего района пройдет новый газопровод, и мы будем участвовать в строительстве его тоже. Видишь, событие-то какое надвигается. И для твоей газеты тема-то какая.

Решив, что наступила самая подходящая минута для того, чтобы покаяться и взвалить на себя вину молодого заместителя, Зиновий Петрович жалко пролепетал:

– Произошла досадная ошибка, Илья Петрович. Пока я был в отпуске, уволили Беллу Константиновну Козак. Но я это немедленно исправлю, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Мы ей даже ставку повысим.

Широков выпрямился, ладонью провел по лбу, словно хотел разгладить собравшиеся от недоумения складки.

– Позволь, ты это о чем?

– Как о чем? – пробормотал растерявшийся редактор. – Уволили без меня Беллу Константиновну.