Как убить дракона? Пособие для начинающих революционеров - [8]

Право народа на восстание против узурпаторов власти закреплено в преамбуле американской Конституции. Ленин и его соратники считали революцию основным источником права и призывали судить врагов революции, руководствуясь революционным правосознанием. Было ясно, где враг и что с ним делать.

Но в последней четверти XX века все стало сложнее. Революции, из-за которых в Европе за двести лет пролились реки крови, вышли из моды. А распад СССР и связанных с ним режимов в Восточной Европе создал иллюзию возможности победы над тиранами без применения насилия. Пусть не сразу, но в конечном счете насилие было исключено из стратегии борьбы с деспотией как явление нежелательное и даже недопустимое. Что же осталось в этой стратегии?

В ней остался мирный протест как единственно приемлемая и универсальная стратегия на все времена и во всех обстоятельствах. Целью стала не просто революция, а обязательно бархатная революция, революция в белых перчатках. Протест отныне не мог быть связан с насилием, даже если это насилие по отношению к тирану и его приспешникам, утопившим страну в крови.

До какого-то момента эта стратегия «непротивления злу насилием» работала — по крайней мере, так казалось со стороны. Развитием бархатных революций стали революции цветные, хотя правильнее было бы называть их «цветочные» («революция роз», «революция гвоздик» и так далее). Цветные революции стали успешной политтехнологией, позволяющей мягко выдавливать авторитарные режимы из власти, не допуская серьезного кровопролития. Во всяком случае, на этапе перехода власти в руки оппозиции. За двадцать лет, прошедших с момента «самороспуска» СССР и крушения Берлинской стены, стандарт цветной революции превратился сначала в икону революционного стиля, затем и в революционную догму. А формирование догмы неизбежно ведет к застою.

Здесь надо сделать замечание: любая революция, даже бархатная, все равно не обходится без насилия или, что случается чаще, без очевидной и неотвратимой угрозы применения насилия, из-за которой режим предпочитает идти на компромисс. Именно готовность режимов к компромиссам, а не желание революционеров любой ценой найти компромисс с режимом, делает возможной бархатную революцию. Как следствие, такие революции бывают успешны только в том случае, когда им противостоят «перезревшие диктатуры» — авторитарные режимы, в которых заправляют дети или даже внуки их создателей.

Недавно случилась революционная ситуация в Беларуси. Это был кризис новой эпохи, который оппозиция поначалу попыталась разрешить по старым правилам, применяя методы цветной революции: координация, мобилизация, солидарность, психологическое давление и моральная поддержка Запада, иногда подкрепляемая скромной финансовой помощью.

Раньше этого набора, как правило, оказывалось достаточно, чтобы диктатура капитулировала. Но в Беларуси «что-то пошло не так». Скоординировались, отмобилизовались, проявили беспрецедентную солидарность, оказали мощное психологическое давление, получили поддержку Запада — и все это закончилось ничем. Режим утопил движение в насилии, а поддержку Запада компенсировал помощью от России. Попытки выводить людей на улицы снова и снова пока не приближают оппозицию к успеху, в связи с чем общее разочарование в результатах революции нарастает.

На этом фоне как в самой Беларуси, так и за ее пределами не могла не вспыхнуть дискуссия о стратегии протеста там, где режимы отказываются уступать, а возможность внешней интервенции исключена (понятно, что никто не будет ради свободы беларусов начинать ядерную войну с Россией).

С одной стороны, возникли сомнения в том, что ориентация исключительно на мирные методы борьбы действительно является универсальным и эффективным подходом к любой революционной ситуации. С другой стороны, появились опасения, что призыв к немирному протесту приведет к общей дискредитации протеста в глазах населения и мирового сообщества, что, в свою очередь, неминуемо приведет к поражению. Так возникло противопоставление мирного и немирного протеста, которое, на мой взгляд, является совершенно ложной дилеммой.

Может ли быть ненасильственным протест в недемократическом государстве в принципе? В условиях деспотии не существует легальных рамок для протеста, на то она и деспотия. Любой гражданин, реально протестующий против диктаторского режима (а не изображающий протестующего по согласованию с властями), оказывается вне закона. Если митинги, шествия, демонстрации, пикеты и другие формы публичной политической активности находятся под запретом, то любой выход на улицу с самыми мирными намерениями может обернуться насилием, потому что приводит к провокации насилия со стороны власти, а значит, и к сопротивлению, хотя бы в пассивной форме (когда, например, избиваемый полицией человек закрывает голову от ударов).

Формы протеста, которые мы по инерции продолжаем называть мирной и немирной, в условиях диктатуры качественно ничем друг от друга не отличаются. Любые виды публичного протеста против узурпации власти являются потенциально немирными, но могут существенно различаться степенью проявления своей насильственной сущности — от почти нулевой до ярко выраженной.