Как-то раз Платон зашел в бар… Понимание философии через шутки - [30]
Раковая больная приходит на прием к онкологу, который заявляет ей:
— Что ж, похоже, мы больше ничего не можем сделать. Вам осталось жить лишь восемь часов. Идите домой и проведите их как можно лучше.
Вернувшись домой, женщина рассказывает мужу о приговоре врача и просит его:
— Дорогой, давай сегодня всю ночь заниматься любовью!
— Ты что, не знаешь, что для секса нужно соответствующее настроение, которое бывает далеко не всегда? Вот как раз сегодня я совершенно не расположен заниматься сексом.
— Но, дорогой! — просит она. — Это ведь мое последнее желание!
— Но я не хочу!
— Ну пожалуйста, милый!
— Хорошо тебе говорить! — недовольно произносит муж. — Тебе-то завтра с утра не вставать!
Стремление экзистенциалистов вновь и вновь подчеркнуть необходимость взглянуть в лицо смерти дало толчок движению помощи умирающим больным, в основу которого легла созданная в XX веке Элизабет Кюблер-Росс[5] философия биоэтики, провозглашающая честное приятие смерти.
Посетитель в ресторане: А каким образом вы готовите кур?
Повар: О, ничего особенного! Мы просто говорим им, что они должны умереть.
Тассо: Почему ты смеешься? Я говорю об экзистенциальном страхе смерти, эго не повод для шуток.
Димитрий: О, есть вещи хуже смерти!
Тассо: Хуже смерти? Что же?
Димитрий: Тебе когда-нибудь приходилось провести целый вечер с Пифагором?
VII
Философия языка
Когда бывший президент Уильям Джефферсон Клинтон, отвечая на вопрос, произнес: «Все зависит от вашего определения понятия “было”», — он на самом деле осмыслял философию языка. Хотя, возможно, это занятие можно назвать и иначе.
Димитрий: Кажется, я наконец начинаю тебя понимать, Тассо! Все эти философские штучки — на самом деле лишь игра словами!
Тассо: Точно! Ты, похоже, действительно кое-что понял.
Димитрий: Значит, ты сам признаешь это! Философия — это только игра слов!
Тассо: Только игра слов? А как, по-твоему, еще можно заниматься философией — с помощью хрюканья и хихиканья?
Людвиг Витгенштейн, философ середины XX столетия, и его соратники из Оксфордского университета утверждали, что классические философские вопросы — о свободе воли, существовании Бога и так далее — оказались столь трудными лишь потому, что были сформулированы запутанным языком, способным любого сбить столку. Свою задачу как философов они видели в том, чтобы развязать языковые узлы, переформулировать вопросы и, соответственно, сделать практически лучшее из того, что можно сделать с любой загадкой, — разрешить ее.
К примеру, Декарт в XVII веке объявил, что человек состоит из разума и тела, при этом разум похож на призрака, заключенного в машине. Несколько столетий философы ломали голову над тем, что за сущность представляет собой этот призрак. Оксфордский философ, ученик Витгенштейна Гилберт Райл по этому поводу заявил: «Неправильный вопрос! Невозможно сказать, что это за сущность, поскольку это вовсе не сущность. Если мы приглядимся к тому, как мы описываем так называемые психические движения, мы увидим, что наши слова — лишь условные обозначения, описывающие поведение. Поэтому мы ничего не потеряем, если вообще отринем слово, обозначающее некое “место”, откуда, предположительно, берет исток наше поведение». Гилберт, дорогой, ты и вправду полагаешь, что решил проблему?
Молодой паре в следующем анекдоте тоже явно нужно было уточнить свой вопрос:
Молодые супруги, въехав в новую квартиру, решают переклеить обои в столовой. Зайдя в гости к соседу, у которого столовая такого же размера, они спрашивают его:
— Сколько рулонов обоев вы покупали для столовой?
— Семь, — отвечает он.
Парочка покупает семь рулонов дорогих обоев и приступает к оклейке. Однако уже к концу четвертого рулона работа была окончена. В раздражении они отправляются к соседу и заявляют:
— Мы последовали вашему совету, и у нас осталось три лишних рулона!
— И у вас тоже? — удивился сосед.
Упс!
Когда знаменитая писательница Гертруда Стайн лежала на смертном одре, ее подруга Алиса Токлас, наклонившись к ней, шепотом спросила:
— Каков же ответ, Гертруда?
— А каков вопрос? — переспросила Стайн.
Витгенштейн объяснял проблемы западной философии тем, что она была «околдована языком». Он имел в виду, что из-за неверного выбора слов мы зачастую неверно классифицируем явления. Нас приводят в тупик формулировки философских вопросов. К примеру, в своем основополагающем труде «Бытие и время» Хайдеггер обсуждает понятие «ничто» таким образом, как будто оно означает некое странное нечто. Вот еще один пример похожей лингвистической путаницы:
— Фредди, я желаю тебе прожить сто лет и еще три месяца!
— Спасибо, Алекс! Но почему три месяца?
— Я не хочу, чтобы ты умер неожиданно.
Если вы полагаете, что Алекс был околдован языком, сравните его с Гарвудом из следующего анекдота:
Гарвуд жалуется психотерапевту, что никак не может найти себе подружку.
— Ничего удивительного! — фыркает тот. — От вас же воняет!
— Естественно, — отзывается Гарвуд. — Это все из-за моей работы. Я работаю в цирке, слежу за слонами и убираю слоновье дерьмо. После этого, сколько бы я ни мылся, вонь все равно остается.
