Как сторителлинг сделал нас людьми - [47]
Чтобы внушить Мари поддельные воспоминания, Бернхейм использовал метод гипноза; научное сообщество встретило результаты его экспериментов с недоверием. Память продолжили воспринимать как хранилище достоверных фактов[289].
Рис. 46. Ипполит Бернхейм (1840–1919)
В 1990-х годах начался период «сексуальной паники»[290]. Психиатры, гипнотизеры и другие врачи по всей стране «восстанавливали» подавленные воспоминания о пережитом в детстве насилии. Многие, однако, считали, что на самом деле так создавались ложные воспоминания. Скептики делали акцент на том, что Бернхейм знал, что делал, а современные врачи не имели об этом ни малейшего представления.
Развернулась бурная дискуссия. Психологи пришли к выводу, что память нужно проверить на наличие слабых мест подобно тому, как хакеры взламывают систему безопасности компьютера. Они обнаружили, что памяти стоит доверять гораздо меньше, чем мы привыкли это делать.
Элизабет Лофтус со своей исследовательской группой провела классический эксперимент[291], в котором использовала независимые источники для того, чтобы собрать информацию о детстве участвовавших в эксперименте студентов. Психологи попросили их прийти в лабораторию и зачитали список реальных событий из их жизни. Все они были правдивы, за исключением одного: ученые говорили, что в возрасте пяти лет студент потерялся в торговом центре. Он и его родители, разумеется, были напуганы, но в конечном счете какой-то пожилой человек помог ребенку найти отца и мать. Сначала студенты не могли вспомнить это событие: ведь оно было вымышленным. Тем не менее, когда через некоторый промежуток времени их просили снова посетить лабораторию и ответить на вопросы об эпизоде в торговом центре, четверть говорила, что помнит о случившемся. Эти студенты не только подтверждали сам факт наличия такого воспоминания: они в деталях описывали произошедшее.
Этот эксперимент был одним из первых в числе подтверждавших то, насколько легко память изменяется под воздействием внешнего внушения или намеков[292]. В лабораторных условиях получилось, например, «развить» воспоминания о том, как в детстве опрашиваемые были в Диснейленде и видели там Багза Банни (хотя это не диснеевский персонаж), катались на лошади на чьей-то свадьбе, летали на воздушном шаре или попадали в больницу после нападения собак или других детей.
Результаты неутешительны. Если мы не можем доверять своей памяти даже в тех случаях, когда речь идет о чем-то важном – например, 9/11, сексуальном насилии или госпитализации после серьезного инцидента, – то что делать с более мелкими деталями? Можем ли мы быть уверены, что наша жизнь была именно такой, какой мы ее помним?[293]
Память подводит нас на каждом шагу и без вмешательства психологов. Дело не в том, что мы забываем что-то; скорее, то, что мы помним, оказывается в высшей степени неточным. Например, один эксперимент[294] предполагал два опроса: они проводились сразу после выпуска участников из школы и несколько десятков лет спустя. В первый раз 33 % опрашиваемых сказали, что в старшей школе подвергались физическому наказанию. Через тридцать лет это утверждали уже 90 % участников. Иными словами, около 60 % этих людей буквально «сфабриковали» себе ложные воспоминания.
Ученые предупреждают: не стоит делать слишком далеко идущих выводов. Память вполне неплохо справляется с удержанием всех наших впечатлений в рамках разумного. Меня действительно зовут Джонатан Готтшолл, а моих родителей – Марсия и Джон. В середине 1980-х я действительно ударил своего брата Роберта в висок, пока тот рассматривал недра холодильника в поисках буррито. (Действительно? Да, Роберт это подтверждает, но говорит, что он искал другое блюдо.) Тем не менее исследования показывают, что наши воспоминания – не то, чем они нам кажутся. Большинству из нас кажется, что они содержат вполне правдоподобную информацию, к которой можно обратиться в любой момент; но на деле все обстоит не так просто. Мы похожи на главного героя фильма «Помни»; наше тело покрыто татуировками воспоминаний, но они не похожи на то, что было на самом деле.
Детское воспоминание о том, как вы сломали новый велосипед в день собственного рождения, может смешаться с эпизодами других велосипедных аварий и дней рождения. Когда мы вспоминаем что-то из прошлого, мы не открываем файл под названием «Падение с велосипеда, возраст: восемь лет». Частички воспоминаний разбросаны по всему мозгу[295]. Мы помним то, что видели, слышали и ощущали. Отдельные впечатления попадают в способное к созданию единого сюжета сознание, к нашему внутреннему маленькому Холмсу, и там становятся последовательным и тщательно восстановленным общим воспоминанием.
Иначе говоря, прошлого, как и будущего, не существует: эти понятия абстрактны. Будущее – это возможная модель того мира, в котором мы хотели бы жить. В отличие от него прошлое уже случилось, однако в нашем сознании оно также смоделировано и отредактировано. Наши воспоминания – это не точные записи случившегося, а реконструкции, дополненные малыми и большими несуществующими деталями.
Память не состоит из выдумок, но предполагает процесс некоторой художественной обработки.
