Как стать гением: Жизненная стратегия творческой личности - [23]

.

Фанатизм или закономерность

Может быть, это и фанатизм, я не знаю, но если это и фанатизм, то это человеколюбивый фанатизм; это созидательный фанатизм Чюрлениса и Толстого, Леонардо и Дьякова, Дарвина, Эйнштейна, Вавилова, Ломоносова… на таком фанатизме держится наша культура. Этот фанатизм — источник прогресса человечества, источник гуманности человечества, источник разума человечества. Этот фанатизм — надежда человечества.

Хотя какой это фанатизм? Это просто способ прожить очень счастливую жизнь. Очень полезную жизнь. Очень светлую жизнь. И неважно, что, с точки зрения мещанина, жизнь эта вроде бы не удалась. Неважно, что мещанин прилепит ярлык фанатика. Неважно потому, что любое большое дело, любая Достойная цель в конечном итоге направлена на вытравливание всего мещанского, всего мелкого, грязного, низкого — всего недостойного, что есть в человеке. На превращение вчерашнего "мещанина" в творческую личность.

Восхождение меняет человека: оно изменяет систему его ценностей. Представьте, что есть на Земле только кривые зеркала. Ну, не так, чтобы совсем кривые, а, скажем, не совсем прямые, немного искаженные. К этим зеркалам привыкли. Изображения в них кажутся естественными; эти зеркала установлены не в комнатах смеха, они — бытовой элемент нашей жизни. И вот появляется способ изготовления прямых зеркал. Абсолютно, идеально прямых зеркал. Может быть, в сказке люди бы и разбили кривозеркальный мир. Но в жизни… В жизни — каждый дорожит своим личным, со свойственными только ему одному дефектами, зеркалом.

…А камни бросают и в прямые зеркала.

Система ценностей человека — это зеркало его души. Точнее, зеркало величия души. Или, наоборот, зеркало ничтожества души.

Творческий стиль жизни формирует у человека новые ценности, новые критерии. А старое, кривое зеркало — его просто нет; оно разбито.

Вот несколько тому примеров.

Любищев. Из письма Светлову. "…Американец Блисс, когда мы с ним ездили в командировку по Украине и по Кавказу, сказал мне по поводу моего обычая одеваться более чем просто, игнорируя мнение окружающих: "Я восхищаюсь вашей независимостью в одежде и поведении, но, к сожалению, не нахожу в себе сил вам следовать". Такой комплимент от действительно умного человека перекрывает тысячи обид от пошляков… По-моему, для ученого целесообразно держаться самого низкого уровня приличной одежды, потому что 1) зачем конкурировать с теми, для кого хорошая одежда — предмет искреннего удовольствия; 2) в скромной одежде — большая свобода передвижения; 3) некоторое даже сознательное "юродство" неплохо: несколько ироническое отношение со стороны мещан — полезная психическая зарядка для выработки независимости от окружающих…"[18]

В 1929 году Обручев был избран действительным членом Академии наук и возглавил Ленинградский палеонтологический институт. "Очевидцы свидетельствуют, что в Ленинграде Обручев установил для себя жесткий распорядок дня, который он выдерживал годами. Приезжал в институт намного раньше, чем начиналась работа. Входя в кабинет, зажигал настольную лампу, закуривал трубку и начинал писать. До часа дня в кабинете царила тишина. Посетители к нему не допускались, телефон был выставлен в канцелярию. Ровно в час академик извлекал из портфеля завтрак, электрическим кипятильником нагревал маленький чайник и пил чай из толстой фаянсовой кружки. 15–20 минут уходило на обед, после чего начинается прием… Он с явной неохотой, иногда со вздохом, клал ручку на край чернильницы, поворачивался, не меняя позы, вместе с верхней частью кресла к посетителю, выслушивал, кто бы это ни был, с одинаковым вниманием. Отвечал очень коротко и воздерживался от вопросов, видимо стремясь свести к минимуму трату времени на разговор… Приближался 70-летний рубеж. Обручев всю жизнь работал так, как будто делал это в последний раз. Теперь же ему бесконечно дорог стал каждый день, нет — каждый час. Он не знал, сколько ему отведено судьбой, что впереди еще четверть века. Фанатически работать — это был его способ жить"[19].

Из воспоминаний Б.Г. Кузнецова о В.И. Вернадском:

"Однажды В.Л. Комаров, зная о моих частых встречах с Владимиром Ивановичем, попросил передать ему одну просьбу. Речь шла о просьбе занять какой-то дополнительный пост в Академии наук. "Вы знаете, — ответил мне Вернадский, — я предпочитаю отказаться ввиду страха смерти. Но не в обычном смысле, а в смысле боязни не успеть в течение оставшейся жизни сделать то, что уже задумано". "А в каком возрасте должна появиться такая боязнь?" — спросил я. "Чем раньше, тем лучше, хорошо бы до 30 лет, но главное — сохранить ее до смерти"[20].

А вот что говорил Эдисон о своей работе: "Единственное мое стремление — работать, не думая о расходах… мне не нужны обычные утехи богачей. Мне не нужно ни лошадей, ни яхт, на все это у меня нет времени. Мне нужна мастерская!"[21].

Разное время и место действий. Разные области деятельности. Разные цели. Разные характеры и судьбы.

Разные?

Безусловно разные, с громадной и очень яркой индивидуальностью. Но с удивительно похожим стилем жизни.

Отсутствие знаний заставляет воспринимать мир как бы состоящим из разрозненных явлений. Знания же дают возможность удавливать логические связи между явлениями, воспринимать их как частное, производные случаи от некоей общей конструкции. Точнее, мир воспринимается единым и при малом знании, только единство это достигается введением необъяснимого высшего, божественного начала. Поэтому на одном полюсе — религии, на другом — теория групп в математике, единая теория поля в физике, эволюционная теория в биологии, диалектический материализм в философии и истории и т.д.