Как спасти заложника, или 25 знаменитых освобождений - [135]

Вслед за «Альфой» в здание вошли бойцы СОБРа, что-1 бы добивать террористов и выносить на свежий воздух заложников. Однако если «альфистам» перед штурмом были сделаны противогазовые инъекции, то о собровцах никто не позаботился. Впрочем, всерьез никто из них не отравился: в отличие от заложников, здоровенные, сытые, закаленные парни находились в отравленном помещении недолго, да и концентрация газа успела за четверть часа заметно снизиться.

Пока СОБР дружно блевал, «альфисты» обнаружили среди бесчувственных заложников одного своего. Врач «Альфы» шлепнулся рядом на колени, осмотрел бойца. Не найдя ни царапины, стал искать пульс, обратил внимание на необычайную бледность лица. Не сразу поняли, что осколок гранаты пробил противогаз, и в ходе боя боец надышался газом. В 6.30 полковник из «Альфы» доложил «наверх» о завершении операции. Спецназовцы с облегчением стягивали с потных лиц маски, хлопали друг друга по плечам и поздравляли с тем, что жизнь продолжается. Использованный на Дубровке газ никогда прежде не применялся для освобождения заложников. Если бы концентрация оказалась недостаточной, чеченские вдовы поднесли бы провода детонаторов к батарейкам, а рухнувшая с огромной высоты крыша не пощадила бы никого.

Штаб по ликвидации чрезвычайной ситуации направил для эвакуации заложников милицию, спасателей МЧС и диггеров. И тут счастливые «альфисты» испытали шок. Вместо того, чтобы срочно выносить людей, горе-избавители принялись шарить по их сумкам, карманам, заглядывали под сиденья и даже прощупывали подушки кресел, куда некоторые заложницы действительно попрятали драгоценности. Один милиционер поднял сумку лежащей на полу женщины, достал оттуда портмоне и сунул себе в карман. Заложница зашевелилась, открыла глаза. Милиционер в ярости ударил ее сапогом в голову.

— Пацаны, давайте кончим его и на боевые потери спишем! — крикнул кто-то из спецназовцев.

Милиционер сперва даже не понял, о ком идет речь. В следующий миг страшный удар в подбородок швырнул его на пол, после чего «альфисты» отметелили мародера ногами. Хотя милиционер остался в живых, его пример оказался крайне поучительным, и откровенное мародерство прекратилось: чужое стали брать украдкой.

Скоро штурмовые отряды собрались возле оперативного штаба на 2-й Дубровской. Прокричали троекратное «Ура!» в ответ на поздравление директора ФСБ Патрушева. Валентина Матвиенко, поблагодарив, пообещала ускорить получение квартир спецназовцами из жилищной очереди.

«Ни один заложник не пострадал!»

Родственники и друзья заложников, столпившиеся у турникетов ограждения, умоляли сообщить, сколько людей погибло при штурме. Просьбы эти дошли до оперативного штаба. Из здания вышел заместитель московского мэра Валерий Шанцев.

— Ни один заложник не пострадал, — объявил чиновник. — И никакого газа я там не видел!

Послышались радостные крики, люди обнимали и целовали друг друга.

В 6.35 в госпиталь ветеранов войн был доставлен первый заложник — этот счастливчик покинул театр на Дубровке самостоятельно. Но 90 % заложников пребывали в бессознательном состоянии. Лишь самые сообразительные и предусмотрительные заготовили мокрые майки, в которые уткнулись лицами, едва в воздухе появилось чего-то странное. Одна юная особа догадалась помочиться на майку и дышала затем через мокрую ткань: благодаря этому она самостоятельно вышла из театра и в числе первых попала домой.

После вкалывания антидотов людей выносили из здания через разминированный главный выход. Здесь теснились, мешая одна другой, кареты скорой помощи. Живых и мертвых в них складывали вперемешку. Белые микроавтобусы отъезжали от здания метров на 300, где располагалась сортировочная площадка.

— Раненых сюда, — командовала санитарам женщина в окровавленном халате. — Трупы — туда!

Дальше стояли большие автобусы — на них переправили в больницы 400 человек. Еще 200 развезли по Москве «скорые». Об эффективности их использования можно судить хотя бы по тому, что всего на эвакуацию заложников «Норд-Оста» комитет здравоохранения Москвы бросил 300 машин. Порядка 100 освобожденных заложников остались на Дубровке — в госпитале ветеранов войн. К 7.30 эвакуация из театра завершилась.

Бывшие заложники казались либо спящими, либо сонливыми, некоторые мотали головами и бредили. Самыми страшными были симптомы асфиксии — удушья. У тех, кого выносили лицом вверх — например, держа за руки и за ноги, — западал язык, и это при том, что газом подавлена мускулатура, которая обеспечивает работу легких. Переносить людей следовало на плече — так, чтобы язык свободно свисал книзу.

В каретах скорой помощи людей необходимо было укладывать на бок или на живот, чтобы язык не перекрывал проход для воздуха. Однако спасатели сваливали тела в кучу, иногда по семь живых и мертвых в один микроавтобус. Из-за этого врачи не могли в дороге оказывать помощь тем, кто в ней еще нуждался. Многих заложников усаживали прямо на сиденья автобусов, и это было смертным приговором: голова запрокидывалась кверху, язык западал. Пока человека довозили до больницы, сердечный ритм замедлялся, и кровообращение расстраивалось вплоть до полной остановки. Кроме того, накануне штурма многие заложники приняли успокоительные препараты, которые заметно усилили действие газа.