Как спасти свою жизнь - [92]

— Неужели тебе захочется теперь принимать подачки от Розанны?

— Но я не знаю, куда еще мы могли бы поехать…

— Любимая моя! Приезжай ко мне. Поживем у меня, а если нам покажется тесно, подыщем еще что-нибудь…

— Я так тебя люблю!

— Так ты приедешь?

— Я что-нибудь придумаю, обещаю тебе. Завтра я еще позвоню.

Мы чмокнули друг друга по телефону и расстались с большой неохотой.

Крепко прижимая письма к груди, я на цыпочках прошла в спальню, которая почему-то напомнила мне Римскую империю времени упадка. Розанна, свернувшись калачиком, примостилась возле Кирстен, нежно сжимая в руке ее большие, чудесные сиськи. Роберт небрежно развалился на полу. Ганс, громко напевая, принимал душ. Трое в спальне были глухи ко всему. Я схватила одежду, сумку, туфли и пальто и тихо прошла в ванную. Письма я положила в сумку, предварительно аккуратно их свернув.

— Ты отличный парень! — сказала я Гансу, стоя в клубах пара.

— Что случилось?

— Только я набрала номер, как неведомые космические силы передали мне его письма!..

— Что? — переспросил он, высунувшись из-под душа.

— Я нашла письма, он любит меня, я говорила с ним и теперь собираюсь ехать к нему, а ты во всем оказался прав! — Я кинула одежду на пол, залезла в ванну и крепко обняла его, прямо под душем. — Ты просто молодец!

С минуту он не мог ничего понять, а потом озорно мне подмигнул.

— Так что ж, выходит, письма загадочным образом материализовались у Розанны в квартире? Из этого следует только одно, Холмс…

— Что именно, доктор Ватсон?

— Вам требуется принять ванну с мылом «Витабат», которое успокаивает нервы лучше любого психиатра!

— Сомнительные почести, — ответила я, — но я люблю чистоту. И мы начали мыть друг друга, гогоча, как полоумные.

— Мне бы следовало хорошенько обидеться на Розанну, — сказала я Гансу, когда мы вытирались, — но я так счастлива — ведь письма все-таки нашлись…

— С ее стороны это был акт отчаяния, — поддержал меня Ганс. — Она чувствовала, что не может тебя удержать, вот и цеплялась за соломинку. Ей наверняка было стыдно за то, что она спрятала письма, но ревнивые и завистливые неизбежно приходят к этому. На твоем месте я сделал бы вид, что ничего не произошло. «У Меня отмщение и воздаяние», — сказал Господь…

— Ганс, я тебя обожаю, — от всего сердца сказала я.

С мокрой головой и волосами, засунутыми под дурацкую фиолетовую шапку, я тихо прокралась в собственную квартиру. Было около часа ночи, и к своему удивлению я обнаружила, что Беннет еще не спит. Оказывается, он ждал меня — такого с ним не случалось даже тогда, когда я давала уроки в Гейдельберге.

Он сидел на своей белой кушетке в гостиной и читал «Нервные расстройства в процессе творчества».

— Тебе кто-то звонил, — сказал он, и в его голосе прозвучала угроза.

— Да? А кто? — Я хотела казаться беззаботной и в то же время скрыть, что у меня мокрая голова. Я прошла в гостиную и, не раздеваясь, села на стул, бережно прижимая к груди сумку с любовными письмами. Я надеялась, что он не заметит, как на кончиках выбившихся из-под шапки волос собирается вода и капает мне на меховой воротник.

— Я не знал, что идет дождь, — холодно проронил Беннет.

— Разве? — Конечно, это прозвучало по-идиотски, но я была так потрясена: вечно глухой ко всему Беннет наконец что-то заметил, — поэтому и не нашлась сразу, что сказать. — Так кто все-таки звонил?

— А как ты думаешь?

— Понятия не имею. Ну, правда.

— Друг из Лос-Анджелеса.

При одном упоминании о Лос-Анджелесе сердце у меня ушло в пятки.

— Бритт?

— Мне казалось, что Бритт в Нью-Йорке.

— Ах, да. Конечно.

— Ты какая-то возбужденная сегодня. Так где же ты все-таки была?

— У Розанны.

— Мылась в душе? Или вы купались в шампанском?

— Я тебя приглашала, так что мог бы сам прийти и посмотреть… — Я даже не пыталась казаться искренней.

— Мне как-то не очень нравятся твои подружки-миллионерши. Впрочем, хиппи тоже.

— Кого ты имеешь в виду?

— Изадора, скажи мне, черт побери, кто такой Джош?

Меня словно обожгло.

— Разве я тебе не говорила? Это сын Рут и Роберта Эйс. Я познакомилась с ним на Побережье, когда была у них в гостях. Он хочет, чтобы я помогла ему отредактировать кое-какие рассказы. Он совсем еще ребенок, такой милый, и просто помешан на писателях. Я пообещала, что прочту рассказы и сама внесу необходимую правку.

— А, — сказал Беннет. — Честно говоря, я подумал, что он твой любовник.

— Но почему? Что он тебе наговорил?

— Ничего. Просто сказал, что хочет с тобой поговорить. Он был удивлен, что тебя нет, огорчен и даже, мне кажется, смутился.

— Ну, он еще такой молодой.

— Что ты называешь — «молодой»?

— Ему двадцать шесть.

— И что ты собираешься с ним делать — давать ему уроки любви?

Эти слова почему-то меня взбесили. Моя тайна билась в груди, как пойманная птица, изо всех сил стремящаяся на волю. Мне почти удалось выкрутиться, но тут я неожиданно поняла, что выкручиваться вовсе не хочу, что я не хочу ничего скрывать.

— Думаю, тут скорее он сможет меня чему-нибудь научить. Не говоря уж о тебе.

— Да? — Брови Беннета поползли вверх. Потом он как-то таинственно улыбнулся, поднялся в полной тишине и выключил свет.

— Спокойной ночи, Изадора. Приятных сновидений! — И исчез в коридоре, ведущем в спальню.