Как спасти свою жизнь - [43]

Ладно. О правилах мы условились. И вот летним утром в Нью-Йорке я лежу в постели и не хочу вставать, не хочу быть замужем за собственным мужем, не могу писать — потому что самое главное для меня событие последних лет оказалось лишенным смысла. Ревность — вот о чем я хотела бы написать. Ревность — вот хорошая тема для нового романа. Но мне запретили его писать. Беннет недвусмысленно дал мне понять, что никаких откровений о ревности он терпеть не намерен.

Он вознамерился диктовать мне, о чем писать! Он собирается навязывать мне свои идеи и в то же время хочет, чтобы его продолжали считать самым кротким супругом все мужчины Америки!

Он постоянно напоминает мне, что мы с ним носим одну фамилию и мои писания могут повредить его профессиональной карьере. Но как же это могло случиться, что мы стали однофамильцами? Интересный вопрос. Дело в том, что это имя связывает нас, как иных супругов — общие дети. Мы объединены именем, вытесненным на обложках книг.

Мое имя Изадора Уайт Винг. Мне вечно суждено носить это «Винг», неважно, уйду я от Беннета или нет. Винг — это мое nom de plume. За кого бы я ни вышла замуж, кого бы ни полюбила, это имя выведено золотыми буквами на сафьяновых переплетах роскошных подарочных изданий, которые издатели преподносят мне к Рождеству; оно проставлено на моем багаже, тетрадях и ручках; оно входит в мой экслибрис. Есть в этом имени и скрытая ирония — я получила его тогда, когда еще боялась летать. Оно указывало на перспективу полетов. И неясно было, то ли оно восточного происхождения, то ли нет. Оно было необычным и каким-то странным, ни у кого из писателей не было такого имени до меня.

Моя девичья фамилия тоже была ненастоящей. Изадора Уайт. Фамилия моего отца была Вайсман. Сначала ее сократили до «Вайс», а потом и вовсе переделали на английский лад. Так что ни Винг, ни Уайт не были моими подлинными именами. Ни муж, ни отец не помогли мне обнаружить мое истинное «я». Нужно было взять дело в собственные руки и придумать себе псевдоним. Я довольно долго обдумывала его. Изадора — имя, конечно, нелепое, но, пожалуй, его придется оставить. Оно хорошо характеризует и меня, и мою мать, хотя больше всего подходит для литературного персонажа. Есть в нем что-то трогательное: мать мечтала, чтобы я стала ее крыльями, научилась летать, — у нее самой никогда не хватало на это смелости. И я люблю ее за то, что она хотела подарить миру собственные крылья.

Позже я взяла фамилию Беннета, подсознательно поразившись забавной игре слов, оригинальности каламбура, но начала печататься под своей девичьей фамилией, под фамилией той маленькой девочки, которая получала пятерки в школе и сносила из-за нее насмешки в летнем лагере. Вы, может быть, думаете, что Беннет с его фрейдистской болтовней (дескать, характер формируется в первые три года жизни) должен был с пониманием воспринимать мою привязанность к детскому имени, — но нет, он был непреклонен! Однажды, взглянув на мое опубликованное в журнале раннее стихотворение, подписанное «Изадора Уайт», он зловеще произнес: «У поэта нет мужа».

«Но ведь многие поэтессы подписываются девичьей фамилией. Это стало почти традицией», — пыталась протестовать я. Но он лишь смотрел на меня исподлобья и нервно покашливал. Грязное ругательство не могло бы подействовать так, как это его нервное покашливание. Было ясно, что любовь мою к девичьей фамилии он воспринимает как проявление «эдипова комплекса». Верность не мужу, а отцу. Безошибочный признак инфантильности.

«Ну разве мужчин заставляют изменять фамилию, когда они женятся? Вот ты бы хотел, чтобы тебя называли Беннет Уайт?» — Презрительное молчание и нервное покашливание в ответ. Беннет с гордо поднятой головой покидает место действия, оставляя меня наедине с комплексом вины. Может быть, он прав, думаю я. Может быть, стоит взять его имя, чтобы продемонстрировать мою лояльность ему? И все-таки это так глупо! Ведь я сжилась со своей девичьей фамилией, как со старыми, стоптанными башмаками. Она — мое второе «я». Отказаться от нее — все равно что дать отрубить себе руку. В конце концов, я же не китаянка. Конечно, может быть Уайт и подделка, но это подделка, унаследованная от отца, а фамилия Беннета — вообще случайная транслитерация, созданная каким-то неизвестным служащим американского посольства в Гонконге. Кто-то из его родственников Вонг, кто-то — Ванг, кто-то — Венг, а некоторые — Винг, все зависело от причуды чиновника иммиграционной службы. Зачем же мне принимать на себя эту ошибку истории — неужели только из-за того, что мне довелось переспать с ее виновником?

Но Беннет умел возбуждать угрызения совести как никто другой. Если я показывала ему свои опубликованные произведения, он только хмурился, глядя на имя внизу, так что мне больше не хотелось ничего ему показывать. Напротив, я старалась, чтобы вышедшие книги не попадались ему на глаза. Он хотел полностью завладеть мной и моей поэзией, и он не успокоился до тех пор, пока ему не удалось лишить меня моего имени.

Я подумывала было взять имя моего деда — Столофф. Но и это был бы неверный шаг. Дедушка не был мне отцом, так что если бы я взяла его имя, я дала бы повод заподозрить между ним и моей матерью инцест. Но я обдумывала и другие вымышленные имена.