Как создавалась Библия - [76]
Вспоминается фраза Марка Твена: «Если Господь не хотел, чтобы они взбунтовались, зачем он создал их по своему образу?»
Конечно, это не единственное из возможных толкований. Можно предложить и сотни других интерпретаций, от очень благочестивых до очень циничных. Но в этом-то и дело! Соединение двух источников в один открыло новые широкие перспективы для толкования.
Комбинация источников повлияла не только на понимание отдельных рассказов, но и на саму концепцию Бога.
В J, Е и D представление о Боге очень личностное: Бог ходит по земле, принимает зримые формы, вступает в разговоры и даже спорит с людьми. Р изображает более космическое и трансцендентное божество.
Рассказ Р о сотворении мира начинается с создания космической структуры: света и тьмы, дня и ночи, морей и суши, «тверди» и небесных тел. Рассказ J о сотворении мира существенно более приземленный. Сначала Бог создает жизнь на земле, затем людей, растения и животных, — и все без единого упоминания о свете и тьме, небесных телах и даже морях.
Как сказано в самих этих рассказах, Р повествует о «небе и земле», a J — о «земле и небе».
Рассказ Р о потопе изображает космический кризис: открываются небесные хляби и разверзаются все источники бездны. Сверху льется вода, помещающаяся над твердью, а снизу идет вода, помещающаяся под сушей. Населенная часть мира — это пузырь воздуха, окруженный водой, и здесь в него отовсюду рвутся грозные воды. В J картина иная: просто сорок дней подряд идет дождь.
В рассказах Р о сотворении мира и потопе Бог остается за сценой: это трансцендентная сила, направляющая события и ход природных сил. В J Яхве лично гуляет по Эдемскому саду, изготавливает первую одежду людям, прикрывает ковчег и обоняет дым от принесенной Ноем жертвы.
Когда в Е Моисей ударяет в скалу в Мериве, Бог стоит на этой скале. Версия данного события в Р не содержит этой детали.
Согласно рассказу J о Синайском откровении, Яхве лично нисходит на гору в огне.[288] В Р он не делает этого.[289]
В J и Е Моисей удостаивается возможности видеть Бога.[290] В Р этого не происходит.
В J Авраам, беседуя с Богом, пытается заступиться за города Содом и Гоморра,[291] а Моисей — за народ в истории с лазутчиками.[292] В Е Моисей просит за народ в истории с золотым тельцом, да и позднее энергично и красноречиво хлопочет, ибо имеет возможность говорить с Богом «как человек говорит со своим другом».[293] Он может сказать самому Богу: «Для чего ты мучаешь раба твоего?» и «если ты так поступаешь со мной, лучше убей меня».[294] В D Моисей просит Бога о возможности перейти Иордан и войти в Землю обетованную, но получает отказ.[295] В Р люди никогда не говорят с Богом с такой степенью близости.
В Р Бог более трансцендентный, более отдаленный. Он дает заповеди, и его воля осуществляется.[296]
Между тем, в D Моисей объясняет народу:
Ибо эта заповедь, которую я заповедую тебе сегодня, не недоступна для тебя и не далека.
Она не на небе, чтобы можно было говорить: «Кто взошел бы для нас на небо и принес бы ее нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?»
И не за морем она, чтобы можно было говорить: «Кто сходил бы для нас за море и принес бы ее нам, и дал бы нам услышать ее, и мы исполнили бы ее?»
Но весьма близко к тебе это слово: оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его.[297]
Правда, и в Р Бог иногда описывается в личностных категориях, а в J, Е и D он иногда трансцендентен, но разница слишком заметная и глубокая. Когда же редактор соединил источники, он соединил и две концепции Бога.
Тем самым, Бог получился одновременно личностным и трансцендентным, личностным и космическим. Яхве — Создатель мира, но и «Бог отца твоего». В художественном плане эта комбинация эффектна, а в богословском — глубока, но здесь же появляется удивительная и захватывающая вещь: мы видим, как люди вступают в тесный личный диалог с всемогущим Владыкой мира.
Ни один из отдельно взятых авторов о таком не помышлял. Однако это сочетание, было оно сознательным или не было, имело колоссальное значение для последующего иудаизма и христианства. Подобно Иакову в Пени-Эле, обе религии уповали на космического и одновременно личностного Творца — и боролись с ним. Это касается и самых тонких богословов, и самых простых верующих. Речь идет о вещах всемирной, глобальной значимости, но каждый человек слышит весть: «Лично ты для Владыки мира тоже важен». Идея поразительная. И, повторимся, в планы авторов не входившая. Более того, она, видимо, не составляла часть редакторского замысла. Однако из синтеза она вытекала столь ясно, что редактор поневоле оказался у истоков новой концепции, доколе был верен источникам.
Соединение источников принесло еще один результат, более парадоксальный. Появилась новая динамическая взаимосвязь между справедливостью и милосердием Яхве.
Вспомним, что документ Р ни разу не использует слова «милость». Да и «покаяние» не из его лексикона. Он никогда не говорит о верности Яхве. Для жреца, написавшего этот текст, была важнее божественная справедливость. Что посеешь, то и пожнешь: послушание вознаграждается, а проступок наказывается. Невозможно просто взять и положиться на милость божественного Судии.
Единственным источником знаний о личности апостола Павла являются Послания, адресованные различным христианским общинам, им основанным. Хотя атрибуция большинства их в настоящее время не связывается с именем апостола, тем не менее, о шести из них можно говорить в качестве достоверных. Основной мотивацией предлагаемой книги послужила попытка понять личные психологические обстоятельства, определявшие двигавшие Павлом устремления. Единственными материалами, на основе которых можно бы было попытаться это сделать, являются достоверные Послания.
Книга посвящена исследованию вопроса о корнях «сергианства» в русской церковной традиции. Автор рассматривает его на фоне биографии Патриарха Московского и всея Руси Сергия (Страгородского; 1943–1944) — одного из самых ярких и противоречивых иерархов XX столетия. При этом предлагаемая вниманию читателей книга — не биография Патриарха Сергия. С. Л. Фирсов обращается к основным вехам жизни Патриарха лишь для объяснения феномена «сергианства», понимаемого им как «новое издание» старой болезни — своего рода извращенный атеизмом «византийский грех», стремление Православной Церкви найти себе место в политической структуре государства и, одновременно, стремление государства оказывать влияние на ход внутрицерковных дел. Книга адресована всем, кто интересуется историей Русской Православной Церкви, вопросами взаимоотношений Церкви и государства.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Книга отражает некоторые результаты исследовательской работы в рамках международного проекта «Христианство и иудаизм в православных и „латинских» культурах Европы. Средние века – Новое время», осуществляемого Центром «Украина и Россия» Института славяноведения РАН и Центром украинистики и белорусистики МГУ им. М.В. Ломоносова. Цель проекта – последовательно сравнительный анализ отношения христиан (церкви, государства, образованных слоев и широких масс населения) к евреям в странах византийско-православного и западного («латинского») цивилизационного круга.
Если вы налаживаете деловые и культурные связи со странами Востока, вам не обойтись без знания истоков культуры мусульман, их ценностных ориентиров, менталитета и правил поведения в самых разных ситуациях. Об этом и многом другом, основываясь на многолетнем дипломатическом опыте, в своей книге вам расскажет Чрезвычайный и Полномочный Посланник, почетный работник Министерства иностранных дел РФ, кандидат исторических наук, доцент кафедры дипломатии МГИМО МИД России Евгений Максимович Богучарский.
Постсекулярность — это не только новая социальная реальность, характеризующаяся возвращением религии в самых причудливых и порой невероятных формах, это еще и кризис общепринятых моделей репрезентации религиозных / секулярных явлений. Постсекулярный поворот — это поворот к осмыслению этих новых форм, это движение в сторону нового языка, новой оптики, способной ухватить возникающую на наших глазах картину, являющуюся как постсекулярной, так и пострелигиозной, если смотреть на нее с точки зрения привычных представлений о религии и секулярном.
ВРЕМЯ ОТ ВРЕМЕНИ РАЗДАЮТСЯ ПРИЗЫВЫ ПРИЗНАТЬ ВЕТХИЙ ЗАВЕТ ЭКСТРЕМИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРОЙ.ЖЕСТОКОСТЬ И ГРУБОСТЬ НЕКОТОРЫХ ПСАЛМОВ,БИБЛЕЙСКИЕ ПРИЗЫВЫ К ЭТНИЧЕСКИМ ЧИСТКАМ И КРОВАВОЙ МЕСТИ,ШОКИРУЮЩИЕ РАССКАЗЫ О ДЕЙСТВИЯХ БОГА — КАК ЭТО ПОНИМАТЬ?Многие читатели Священного Писания испытывают, мягко говоря, шок от некоторых библейских пассажей. Даже среди христиан Ветхий Завет нередко пользуется дурной репутацией.О чем умалчивается в адаптированных пересказах Библии?Почему у авторов Ветхого Завета был такой крутой нрав?Как понимать причудливые и «варварские» обычаи великих библейских героев?Долгожданный ответ на нелегкий вопрос: жестокость и грубость текстов Ветхого Завета, призывы к этническим чисткам и кровавой мести, шокирующие рассказы о действиях Бога — как это понимать? Увлекательное чтение, которое перевернет многие ваши представления.Научно–популярное издание.