Как слониха упала с неба - [13]

Пёс мечтал делать то, ради чего родился и чему был обучен, — всем своим собачьим сердцем он мечтал служить. Ему очень хотелось доставлять важные сообщения. Ну хотя бы одно, ещё хоть раз в жизни.

Он спал, прижавшись к человеку в мёрзлом пустынном переулке, и поскуливал во сне. Томас положил руку ему на лоб.

— Спи мой Иддо слепой, спи собаченька, — пел Томас. — Тьма вокруг, но вернётся удача к нам. Мальчик ждал, мальчик верил и — на тебе! Объявленье висит на столбе! Это чудная весть, расчудесная… расчудесная весть стала песнею…

Далеко от кривого переулка, за скверами и парками, за полицейским участком, на горе, куда надо было подниматься по крутому, засаженному деревьями склону, стоял дворец графа и графини Квинтет.

Там, в бальном зале, за закрытыми ставнями, без единой свечки, стояла слониха. В это время ей было положено спать. Но ей не спалось. Слониха повторяла про себя своё имя. Людям — доведись им это имя услышать — оно показалось бы сущей бессмыслицей. Это было настоящее слоновье имя. Под этим именем её знали братья и сестры. Этим именем они называли её, когда веселились, когда играли… Этим именем нарекла её мама и повторяла его много раз, нежно, с любовью. И слониха повторяла его теперь про себя, снова и снова, без устали. Иначе ей не справиться. Иначе она забудет, кто она такая. Нельзя, ни в коем случае нельзя забывать о том, что где — то далеко, в иных краях, её знают и любят.

Глава 9

Лихорадка перестала наконец трепать Вильно Луца, и его речи снова стали по — военному жестки, монотонны и непререкаемы. Он встал с постели, привёл в порядок бородку, чтоб острилась решительным клинышком, и, усевшись на пол с целой кучей оловянных солдатиков, принялся расставлять их на карте — в точности как перед той, вошедшей в историю битвой.

— Как видишь, рядовой Дюшен, тактика генерала фон Фликенхаменгера была в этом сражении совершенно выдающейся. Он осуществил свой блестящий план так лихо и отважно, что враг совершенно не ожидал появления вот этих солдат вот здесь. Их перебросили сюда в обход, с фланга, потом внезапная атака и — враг повержен! Гениально! Нельзя не восхититься! Ты восхищён, рядовой Дюшен?

— Так точно, сэр, — ответил Питер. — Восхищён.

— В таком случае слушай. Слушай меня внимательнейшим образом. Ни на что не отвлекайся, — потребовал Вильно Луц и, подобрав лежавшую рядом деревянную ногу, постучал ею об пол. — Это крайне важно. Мы будем вести речь о том, чем занимался твой отец. О труде военных. О ратном труде настоящих мужчин.

Питер взглянул на оловянных солдатиков и представил своего отца на поле боя, в грязи, с колотой штыковой раной в боку. Из раны шла кровь. Питер представил, как отец умирал.

А потом ему вспомнился сон про Адель: как он держит в руках уютный лёгкий свёрточек, как льётся в окно огненно — золотой закатный свет. А ещё — как папа подкидывает и ловит его в саду.

И тут, впервые в жизни, война не показалась Питеру делом, которое достойно настоящих мужчин. Наоборот, война показалась ему дикой глупостью, ужасной, чудовищной, кошмарной глупостью.

— Итак, — произнёс Вильно Луц и откашлялся. — Как я уже говорил, как я уже освещал ранее… Так вот, эти солдаты, эти храбрецы, эти богатыри, по прямому приказу доблестного генерала фон Фликенхаменгера, зашли через фланг с тыла. Именно это и стало причиной столь блестящей победы. Смысл ясен?

Питер снова взглянул на оловянных солдатиков. Стоят по стойке смирно. Он поднял глаза, посмотрел на Вильно Луца, потом снова вниз, на солдатиков.

— Нет, — ответил он наконец.

— Что нет?

— Нет. Смысл неясен.

— Что ж, объясни и покажи на карте, что тебе неясно.

— Мне неясно, для чего всё это нужно. И я хочу их отсюда убрать.

— Убрать?!

— Убрать. Чтоб не было ни солдат, ни войн.

Огорошенный, Вильно Луц замер, уставившись на Питера, только острая бородка чуть подрагивала на отвисшей от удивления челюсти.

Питер не отводил глаз. Он чувствовал, как в груди у него вскипает что — то горячее, жаркое и подступает к горлу… Он понял, что сейчас наконец выскажет всё.

— Она жива, — сказал он. — Так сказала прорицательница. Она жива, и меня отведёт к ней слониха. Я в это верю, потому что слонихи не было, а потом она вдруг появилась. Я верю гадалке, а не вам. Потому что вам я больше верить не могу.

— Что ты болтаешь? Кто жив?

— Моя сестра, — ответил Питер.

— Твоя сестра? Я не ослышался? Разве мы говорили о мирной жизни? О родственниках? Нет! Мы с тобой говорили о битвах. О блестящем таланте генералов и о солдатской отваге. — Старый вояка с силой ударил об пол деревянной ногой. — О битвах, отваге и стратегии! Вот о чём мы говорили!

— Где она? Что с ней случилось?

Вильно Луц поморщился. Отложив ногу в сторону, он ткнул указательным пальцем в потолок.

— Она на небесах. Я тебе уже объяснял. Я говорил тебе много раз. Она с твоей мамой, в раю.

— Но я слышал её плач. Я держал её на руках!

— Чушь! — вскрикнул Вильно Луц, но палец его, уставленный в потолок, заметно дрогнул. — Она не плакала. Она не могла плакать. Она родилась мёртвой. В её лёгкие не попал воздух. Она не сделала первый вдох.

— Она плакала. Я сам помню. Я знаю, что это правда.