Как растлить совершеннолетнего, Или Научи его плохому! - [36]

— А что? — настороженно отозвалась она.

— Так не лезь тогда будущему зятю под шкуру, хотя бы до тех пор, пока он на мне не женится! — укоряюще воскликнула я.

— Ну вот еще! — недовольно отозвалась она. — А что я такого сказала?

— Я с тобой помру старой девой, — раздельно сказала я. — Понимаешь ты хоть это?

Мать налилась краской, яростно на меня посмотрела, но тут вмешался Дэн.

Пряча ухмылку, он сказал:

— Ольга Алексеевна, на самом деле давно хочу вас поблагодарить.

— За что? — растерялась она.

— За то, что дочку воспитали именно такой, какая она есть, — серьезно сказал Дэн.

— А какой меня воспитали? — живо заинтересовалась я.

— Ты искренняя…

— … что признак неумности, — буркнула мать.

— Добрая…

— Ага, простота — хуже воровства.

— … и очень обаятельная, — закончил Дэн.

— Приехали, — железным тоном громко сказала я, заглушая комментарии маменьки по этому поводу.

Та недовольно на меня уставилась, но все же вылезла из машины без скандалов.

Я переглянулась с Дэном, и он, все поняв, пошел к крыльцу клиники, а я повернулась к матери.

— Послушай, — решительно начала я. — я Дэна люблю. Не могла бы ты меня перед ним не позорить?

— И как это я тебя позорю, интересно? — поджала она губы.

— Не говори ему про меня плохо, ладно? Мало того, что мне неприятно это слышать, так еще создается впечатление, что родная мать меня ненавидит.

— Да с чего бы это? — с апломбом отозвалась она. — Я просто указываю тебе на твои недостатки. Добра тебе желаю.

— Мать, — вздохнула я. — Тех, кого любят — ласкают, а не бьют.

И я, не дожидаясь ее ответа, развернулась и пошла к Дэну, который внимательно наблюдал за нами издали. Мать молча шла за мной следом.

— Все в порядке? — слегка обеспокоено спросил он.

— Да, — кивнула я, и, поднявшись на цыпочки, чмокнула его в ямочку на подбородке.

— Хоть бы на людях постеснялась, — буркнула сзади мать.

— А я его люблю! — глядя на нее в упор, сообщила я.

— Говори мне это почаще, — усмехнулся Дэн.

— Да ну вас, — махнула мать рукой. — Пошлите к вашему врачу, чего стоим? Меня не на целый день отпустили с работы, имейте в виду.

Мы согласно кивнули, зашли в клинику и пошли по коридору, глядя на таблички.

— О, я вижу! — наконец вскричал Дэн, указывая на дверь впереди.

Я не смотрела ни на него, ни на дверь. Я смотрела на мать, которая прижалась к стене и с трясущимися губами глядела на парня, что шел с какой-то девушкой по коридору. Парочка о чем-то беседовала, не обращая на нее ровно никакого внимания, до тех пор, пока мать не схватила парня за рукав.

— Простите? — обернулся он.

— Ты зачем, подлец этакий, фату напялил, да в моем доме на кровати валялся? — почти жалобно спросила она.

— Простите? — повторил парень, нахмурившись и глядя на мать ничего не понимающим взглядом. — Вы о чем?

— Мать! — кинулась я к ней, и хватая ее в охапку.

— Вы ошиблись, Ольга Алексеевна! — Дэн кинулся с другой стороны и встал между парнем и матерью. — Это был не он.

— Да как не он, если он! — уверенно отбивалась мать. — Вот и родинка на левой руке, я заметила ее, когда он поправлял фату.

— Мать, не пори чушь! — зло прошипела я. Черт возьми! На нас уже народ оборачиваться стал!

— Ты как со мной разговариваешь? — возмутилась мать.

— А чего ты к незнакомым людям пристаешь???

— Как это к незнакомым? Я должна выяснить, что он делал на моей кровати и в фате! А ну отвечай!!!

— В какой фате? — совершенно заморочено спросил парень?

— В розовой и с цветочками! — запальчиво крикнула мать. — Я тебя, оболтуса, очень даже хорошо запомнила, и не надейся, что у меня склероз! Денис Евгеньевич, хватайте его, а то убежит! А ты, Маняша, звони в милицию, пусть с ним разберутся!

К нам по коридору уже спешили врачи в белых халатах. Я нервно переглянулась с Дэном и он понятливо распахнул дверь в кабинет Крамского.

— Что случилось? — спросил нас подошедший врач.

— Нам у Крамского назначено, — отмахнулась я. — Мам, пошли, пожалуйста!

Врач покачал головой и встал в сторонке, глядя на нас.

Я же тем временем ловко впихнула в кабинет порядком взбешенную матушку, однако та сделала шаг в кабинет и замерла, не давая мне захлопнуть дверь.

— Мам, ну проходи, а? — попросила я, чувствуя, что сейчас точно зареву.

— Та-аак! — уперла она руки в боки. — Вижу, вижу теперь, где бесовское гнездо! Не врач это, Маняша!

— С чего бы это? — спросила я, глядя на представительного мужчину за сорок, сидевшего за столом и вопросительно на нас смотревшего.

— Это, доча, тот самый мужик с заячьими ушами, что у меня на кухне борщ наворачивал, — злобно поведала мать. — Тут, похоже, милицией не обойтись. Святой водой все надо окропить, а после бензинчиком, да сжечь во славу Божию!

Я беспомощно посмотрела на Дэна и услышала, как врач за спиной тихо говорит медсестре:

— Светка, живо санитаров покрепче!

Домой мы с Дэном вернулись в тот день поздно, и оба совершенно расстроенные. Мать положили в невропатологический диспансер, проще говоря — в сумасшедший дом. Предварительный диагноз был действительно — шизофрения.

На душе было гадко. Мать да, сначала, в кабинете Крамского, ругалась, качала права, пыталась у врача получить ответ, зачем он, собака, все мясо из борща вытаскал, пыталась позвонить в свою церковь и мобилизовать всех прихожан на борьбу с нечистью. Но когда за ней пришли санитары — мать растерялась и заплакала. Как вспомню, как она тянула ко мне руки и рыдала: «Манечка, доченька, не отдавай меня им, пожалуйста» — так до того муторно становится, кто бы знал…