Как работает мозг - [78]
Такие изначально свойственные нам представления о мире полезны тем, что позволяют принимать быстрые решения и реагировать на воспринимаемое. В большинстве случаев они работают (поэтому-то они и возникли в ходе эволюции), но иногда играют с нами злые шутки. Возьмем, например, предубеждение, касающееся размера предметов. Когда мы видим два автомобиля, большой и крошечный, мы сразу полагаем, что большой ближе к нам. Нам не раз приходилось иметь дело с перспективой, и этот опыт отложился в мозге в виде нейронного пути, преобразующего “маленькие” и “большие” объекты в “далекие” и “близкие”. В начале этого пути нет “пункта проверки”, который позволил бы нам задаться вопросом, может ли крошечный автомобиль быть игрушкой. Если бы всякий раз, когда мы видим две машины разного размера, мозг проводил подобную проверку, это занимало бы столько времени, что нам никогда не удалось бы даже перейти улицу. Вместо этого, когда сигнал большой автомобиль — маленький автомобиль проходит через первичную зрительную кору и попадает в зрительные ассоциативные зоны, в мозге запускается анализатор перспективы. Мы так привыкли к тому, что он выдает правильные ответы, что когда выясняется, что на самом деле маленькая машина — это игрушка, мы испытываем некоторый шок.
Точно так же, когда мы видим изогнутый овальный объект, на который сверху падает свет, мозг автоматически интерпретирует его как лицо. Поскольку лица у нас выпуклые, а не вогнутые, мозг конструирует образ лица как выпуклого объекта — даже если на самом деле объект вогнутый. Если изменить освещение так, чтобы свет падал снизу, мозг перестает воспринимать его как лицо (предположительно потому, что лица обычно освещаются солнечным светом), и мы видим объект таким, какой он есть.
Предубеждения, лежащие в основе сенсорных иллюзий, обычно невинны. Миражи в пустыне могут оказываться жестокими шутками восприятия, но в наши дни из-за них редко гибнут люди. Фокусники умеют обманывать, используя знания о наших слепых пятнах и тому подобном, но обычно это делается с согласия публики. Такие иллюзии приносят немало пользы исследованиям, но каждому из нас не дает большой выгоды осознание механизмов, обеспечивающих фальсификацию данных, которые мозг получает от органов чувств.
Иное дело — предрассудки мышления. Иллюзии, создаваемые нашими ложными когнитивными конструктами, дурачат нас так, как не снилось ни одному фокуснику. Чисто когнитивные иллюзии, вызывающие нарушения восприятия, которые касаются идей, а не ощущений, могли возникнуть по той же причине, что и сенсорные иллюзии: они помогают нам действовать быстро и практично в ситуациях, требующих непростых решений. Но идеи — дело более тонкое, чем материальные объекты. Когда мы работаем с ними, исходя из предубеждений, мы просто напрашиваемся на неприятности.
Возьмем, к примеру, выводы, которые подсказывает “здравый смысл” в следующей ситуации. Вы один из присяжных на процессе, где человека судят за убийство. У стороны обвинения лишь одно доказательство: его ДНК совпадает с образцом ДНК, оставленной убийцей на теле жертвы. Вам сообщают, что вероятность совпадения данного образца с ДНК произвольно выбранного человека составляет один шанс на десять миллионов. Согласитесь ли вы признать подсудимого виновным? Скорее всего, да. Немало людей отправилось за решетку на основании подобных доказательств, в то время как присяжные, придя домой, засыпали спокойным сном, убежденные, что “статистически” обвиняемый должен был быть виновен.
Однако кажущаяся невероятность невиновности человека, сидящего на скамье подсудимых, в данном случае иллюзорна. Даже если обнаруженная последовательность ДНК встречается только у одного на десять миллионов человек в стране, население которой составляет, скажем, сто миллионов, это значит, что такая последовательность имеется приблизительно у десяти человек. Если бы все десятеро сидели на скамье подсудимых, разве у вас имелись бы основания выбрать именно “этого человека? Вспомним, что у стороны обвинения нет других доказательств. Следовательно, вероятность его виновности составляет всего одну десятую.
Эта иллюзия, как и многие сенсорные иллюзии, сохраняется даже тогда, когда мы замечаем ошибку. Наше предубеждение (в данном случае — презумпция виновности) сидит в нас так глубоко, что мы прилагаем все усилия, чтобы привести факты в соответствие с ним, а не чтобы привести свои убеждения в соответствие с фактами. Мы говорим себе: “Подозреваемый, наверное, не оказался бы на скамье подсудимых, если бы у полиции не было оснований его подозревать?”
Вогнутая сторона маски кажется выпуклой, если мы видим достаточно большую ее часть, чтобы мозг начал воспринимать ее как лицо. Если такая маска вращается, ее вогнутая часть, открываясь нашим глазам, в какой-то момент начинает выглядеть выпуклой и вращающейся в противоположную сторону. Это происходит оттого, что зона распознавания лиц “знает”, что лица выпуклые, и конструирует мысленный образ маски соответственно.
В далеком прошлом данное предубеждение, по-видимому, помогало людям выжить. В том запутанном мире было безопаснее исходить из виновности всякого, в отношении кого возникали подозрения. Забота о правах человека проявилась у нас гораздо позднее, не говоря уже о способности анализировать статистические данные. Более того, из примера видно, как легко бывает найти оправдание
