Как просыпается Солнце - [18]
Прошли годы. Я по-прежнему брожу с ружьем по лесам. Но там, где я прохожу, почти не остается рубиновых капель. Сам вид пернатых красавцев приносит мне радость.
По снегу к горным вершинами…
В окне электрички мелькали перелески, холмы и ржавые, затянутые сырой дымкой болота. За моей спиной шел горячий спор мужчин, севших на станции Мурзинка. Нас отделяла спинка сиденья, и громкие голоса новых пассажиров вначале действовали на нервы, а потом я заинтересовался и стал прислушиваться.
— Ты не спорь! — доносился до меня простуженный бас. — Камни бывают всякие. Иной попадется такой, что ахнешь. Без огранки светится. Положишь на ладонь, а от него будто тепло идет!
— Все равно камень камнем и останется. Меня к живому тянет! — не сдавался собеседник.
— Да разве камень мертв? У него тоже своя жизнь. Он рождается, растет, стареет и превращается в пыль и песок. И птица, и камень подчиняются одному закону жизни.
— Насчет этого ты, может быть, и прав. Но признаком жизни является обмен веществ. Обладают ли им камни?
— У них обмен веществ заменяется химическим процессом, возможно, атомным распадом. Мы еще толком об этом не знаем…
Дальнейшего я не услышал. Группа туристов в вагоне грянула песню, заглушив все остальные звуки.
Под впечатлением подслушанного разговора я вспомнил, как однажды один охотник, геолог по профессии, сравнил рябчика с яшмой и в подтверждение своих слов рядом с птицей положил полированную пластину орской яшмы. Совпадение красок было изумительным. И все же сходство это случайное. Окраска птицы — ее защитное свойство. Тем не менее сравнение живого с мертвым тогда меня поразило. И вот сейчас другой человек в мертвом камне нашел черты живого.
Дома у меня на письменном столе лежит пластинка мореного дуба, на ней друза аквамарина. Чуть зеленоватые кристаллы на черной поверхности кажутся очень прозрачными и излучают холодный таинственный свет. Дерево и камень! Сочетание органического с неорганическим. Где проходит грань между ними?
До сих пор мир для меня был ясен и прост. Вещи и представления имели свое место и значение. Но, оказывается, в природе есть такое, что не сразу укладывается в рамки привычного.
Когда из года в год обходишь полюбившиеся места иногда с корзинкой, ружьем или удочкой, а то просто так, наблюдая потаенную жизнь леса, особенно ясно видишь все изменения. В одном месте заметишь, как подросла на опушке рябинка, в другом — погорюешь над разбитой грозой елью.
В последнее время все чаще возвращаешься из леса с чувством обиды и огорчения. Редеют пригородные леса, захламляются, уродуются кострищами. Порубки, обтесанные, обреченные на гибель деревья — свидетели отдыха горожан.
На берегу Исети, возле станции Гать, безжалостные руки погубили лесную прелесть, содрав с берез белоснежную кору. Стоят сейчас вдоль берега раздетые, словно от горя почерневшие деревья, тоскливо засматриваясь в темную исетскую воду.
Лес приветлив, он каждому дает приют и отдых, а ему платят черной неблагодарностью. Откуда эта черствость и безразличие к лику земли? Великое всегда складывается из малого. Не умея беречь и любить пичугу, дерево или простую букашку, человек становится ко всему равнодушным. Яркие краски зорь, птичьи песни, зреющие нивы, свежесть озер, горы и реки и даже простой весенний цветок не тронут его сердце. А ведь все это взятое вместе и есть наша родная природа, любовь к которой неразделима с любовью к Родине.
