Как перед Богом - [11]

…Потом с июня 1956-го была армия. Она еще быстрее помогла росту моей самостоятельности. Скажем, старшина. Вот кто повлиял на мой воспитательный процесс. Я (после техникума) был уважаемой среди пацанов личностью. Еще бы: чемпион по боксу, отличник, знал уже горячие аплодисменты за исполнение песен… И ростом, и телосложением вышел так, что на меня поглядывали многие девушки… И вдруг — старшина, земляк из Донбасса. Фамилия его была Лысько. Небольшого такого росточка — метр пятьдесят с чем-то. И вот он над нами: «А-а-а… Обра-зо-ван-ные прый-ихалы. (А мы все после техникума.) Ну шо? Побачим, чим можно способствовать вашему образованию». И начал нас ломать. Я переживал… жутко! Однако потом был ему благодарен, потому что научил он меня внутренней дисциплине, коллективизму, выдержке, терпению. Армия, конечно, великое дело. И хотя старшина был для меня самым тяжелым человеком, со временем я понял, что значил он как наставник…

Я никогда не чувствовал себя особенным. У меня никогда не было ощущения, что я буду известным человеком. И, слава Богу. Это только мешало бы моему развитию. Вместе с тем я всегда хотел быть первым, понимая, что единственный для меня путь к лидерству — это научиться делать то или иное дело заметно лучше других. И поэтому можно представить, как мне безумно понравилось, когда я вдруг услышал по радио свою фамилию. Я был буквально потрясен этим. Но еще больше меня потрясло, когда я прочитал свое имя на афише. Мне было 23 года.

Есть люди, которые считают: «А! Кобзон ищет приключений. Хочет, чтобы думали, что без него ничего не обходится. Хочет покрасоваться». Нет. Дело в другом. Я стремлюсь в экстремальные ситуации, прежде всего потому, чтобы узнать: а как могут вести себя люди, когда они попадают в особо сложное положение, потому что в обычной жизни такими людей не увидишь. А здесь они показывают все, на что они способны, показывают, какие они на самом деле, какие они в действительности.

— Да вы же чистейшей воды экзистенциалист! — не выдержал я. — До сих пор мне приходилось лишь читать о существовании такой философии у Сартра и Хайдеггера Мне казалось, что это что-то выдуманное, что такого в жизни нет и быть не может. И вот вы — живой пример этой философии XX века Вы в натуральном виде представляете собою идею о том, что настоящая жизнь проявляется только в экстремальных ситуациях. Я много слышал об этой философии, но, пожалуй, впервые встречаю человека, который показал ее на примере собственной жизни. Это, оказывается, существует не только на словах.

— Не знаю, то это или не то, о чем вы говорите, но я столько раз убеждался, что смотришь, бывало, на кого-то в нормальной обстановке и видишь: обычный, я бы сказал, даже серый человек. И вдруг что-то происходит, и он так раскрывается, и становится таким необыкновенным, что дух захватывает от его особенности. Или наоборот… И не хочется после этого, чтобы он тебе даже на глаза попадался. Вот, скажем, депутат Немцов, когда ему ничего не грозит — яркий и находчивый человек, а случись чего, как это было, когда понадобилось идти на переговоры с боевиками, захватившими зрителей «Норд-Оста», и он скис, не пошел, пропустил впереди себя, как настоящий джентльмен, женщину-депутата Ирину Хакамаду, а сам назад-назад и затерялся где-то между машинами. А потом еще оправдывался, дескать он срочно понадобился в Кремле.

Между тем люди, противоположные депутату Немцову, не редкость. Поговорите откровенно с воинами-афганцами. И они признаются вам, что хотели бы вернуться в Афганистан военных лет, потому что там все было настоящее: и люди, и жизнь, и дружба, и смерть… И я их понимаю.

Они не считают себя героями. Просто именно в этом для них смысл жизни.

Армейские привычки пригодились мне на всю жизнь. Они помогают мне по утрам вставать, организованно собираться и постоянно заниматься делом. Благодаря им я успеваю восстанавливать силы за 5–7 часов и работать по 16 часов в сутки. Я привык вставать, потому что надо. Звенит будильник. Я, конечно, не вскакиваю, как солдат, но и не задерживаюсь в постели, как лежебока. У меня в туалетной комнате всегда стоит кассетный магнитофон и телевизор. Я включаю либо телевизор, чтобы узнать новости, либо магнитофон, чтобы прослушать предлагаемые мне песни. И начинаю себя постепенно реанимировать. В течение дня в сон меня не клонит. Да и может ли клонить, когда чуть заканчиваю одно дело, как тут же приходится браться за другое. Когда наступает время сна, засыпаю не сразу. У меня есть любимая телепередача «Анимал-планета». И я еще час, а то и полтора успеваю что-то посмотреть из жизни животных или ночной футбол. Что касается еды, то завтрак, обед и ужин у меня все сразу. Завтракаю очень плотно и обязательно с первым горячим блюдом. Это может быть борщ или суп, или еще что-то такое. И на целый день. И так сутки за сутками. Желудок и сердце такой мой порядок пока устраивает. Бывают, — не знаю уж из-за чего, — тяжелые состояния по утрам, однако и они быстро проходят, потому что частые выходы на сцену особо расслабляться не дают.

Услышав эти слова, я решил понаблюдать за его выходами на сцену. И вот что увидел. Кобзон каждый раз выходит на сцену, как солдат, как рядовой сцены, а уходит с нее — как генералиссимус.