Как отравили Булгакова. Яд для гения - [29]

– Музыка в литературе – это солнечный свет, энергия, – отчетливо произнес тот, которого звали Антоний. – Это та сила, которая плела паутину и обволакивала человеческую душу. Сила, спасающая человека от самого себя.

– От самого себя? – спросил Булгаков и тут же согласился: – Да, вы правы.

– Кстати сказать, – изрек Штейгер с притворной печалью, – Руссо был прав. Простой человек утратил безгрешность и осквернил свою первозданную чистоту. Ему нельзя давать свободу выбора. Хотя, конечно же, он должен быть искренне убежден, что обладает такой свободой.

– Это и есть истоки революции, – вздохнул Карелин. – Вторую революцию народ не выдержит. Довольно того, что мы уже обожглись в горниле социального катаклизма.

– Какой именно революции? – переспросил Булгаков.

– Любой, – проворчал Калигула, говоривший с легким иностранным акцентом. – Стоило вам заикнуться о революции, как она уже началась, идет и будет длиться столько времени, сколько вы будете рассуждать о ней.

– Это будет до тех пор, пока произведения искусства не перестанут брать в плен человеческие души, – добавил барон Штейгер, – и заставлять людей следовать в том направлении, на которое мы укажем.

– Не понимаю вас, Борис Сергеевич, – занервничал Булгаков. – Зачем морочить людям головы? Даже во имя их же блага!..

– Позвольте, я вам это объясню, – вкрадчиво произнес Калигула с акцентом. – Те, кто видел насквозь и глубже, им просто на роду написано – вести за собой незрячих профанов. Такова их миссия, данная свыше.

– Руссо[8]изрек истину, – тихо, но отчетливо произнес Булгаков, – о том, что человек выпал из колыбели изначальной свободы и, осквернив свою первозданную чистоту, стал зависимым… Он живет в рабстве! В этом, и только в этом его грехопадение. Мы обязаны помочь людям вновь обрести свободу.

– Должны, – задумчиво сказал Штейгер и повторил, как будто сомневаясь: – Должны…

Я глянул через плечо и увидел, как Булгаков кивнул в знак согласия.

– Мы должны побудить человека к действиям, которые пошли бы ему же на пользу, – сказал командор. – Высоким словом и волшебной литературой, замешанной на музыке, которая поведет человека к прозрению, к новому видению мира, к братству! Музой, которой являешься ты, Булгаков. Командор «Святого Георгия» Карелин[9]лично выбрал тебя для выполнения столь ответственного задания.

Он также распорядился, чтобы в свое время ты прошел курс специальной подготовки, после чего будешь допущен в центр внутреннего круга – в центр, из которого управляют будущим мира:

Булгаков отпил немного вина из стакана и кивнул.

– Я сочиняю художественную литературу, пишу сценарии и пьесы, работаю, как печатающая машинка, – сказал он и добавил с легкой улыбкой: – Подарю вам, наконец-то, обещанный роман о Мастере и Маргарите. Там будет все!..

– Леонид, а какое обучение предстояло пройти, чтобы Мастеру быть допущенным к высшим сферам?

– Об этом попозже, – отмахнулся Карелин.

И тут Калигула с легким акцентом сказал:

– Трагедия революции и гражданской войны заключалась в крушении практически всех их иллюзий. Народ, на который молились старые революционеры и ради которого они приносили в жертву не только самих себя, свою жизнь, свое счастье, но часто и своих близких, подвигнутый на революцию, оказался не созидателем «блаженной страны», о которой пелось в их песнях, а всего только взбунтовавшейся белковой массой, чей убийственный порыв был направлен на уничтожение мозга нации и на самоистребление.

Карелин согласился с ним:

– Интеллигенция, продукт тончайшего многовекового отбора общества, у нас, в России, оказалась в стороне от революционного движения именно потому, что сама она была продуктом не революции, а многовековой эволюции. Будучи хранителем культуры, она одна могла стать гарантом дальнейшего развития общества.

Постоянно обновляющаяся, вбирающая в себя все лучшие силы других слоев и классов, она никогда не претендовала на командные высоты, понимая и ценя свою роль «генератора идей», в результате которых только и совершалось продвижение вперед человечества.

Именно эту роль сыграла интеллигенция как во время «великих революций» в Западной Европе, так в еще большей степени в постреволюционный период реставрации и начала нового восхождения общества.

Калигула с акцентом кивнул, достал из кармана лист бумаги и стал что-то рисовать на нем карандашом.

– Вот круг, а в нем – другой, и в нем еще круг и так далее, – объяснил Калигула. – Поднимаясь от одного уровня к другому, вы все глубже и глубже проникали в тайны мироздания и аккумулировали бы психическую энергию, при помощи которой можно было бы воздействовать на разум и сердца людей…»

Аполлон Андреевич Карелин, увидев, а еще раньше – предугадав неизбежность крушения революционных идеалов общества, сразу же по приезде из Франции в Москву принялся за работу, которой пренебрегали тамошние политические партии: за воспитание человека будущего, за перевод революции с пути бунтов и катаклизмов на путь целенаправленного развития индивидуума, в результате чего только и возможна последующая эволюция всего общества.

Почему в России с революцией произошло иначе, нежели во Франции или в Англии? Почему Россия не смогла воспользоваться опытом своих предшественников, заимствуя лишь отрицательные стороны и ничему не научившись положительному? Нам кажется, причина здесь одна: отсутствие в России того самого «просвещения», охватывавшего все общество в целом, на что с такой завистью и уважением смотрел русский человек, попадавший в Европу, и о чем, к слову сказать, у нас совершенно забыли, заменив это емкое понятие техническим термином «обучение». Просвещение предполагало не просто прогресс науки в познании мира и человека, но – главным образом – восприятие и усвоение плодов этого познания в сознании общества и каждого человека в отдельности. С одной стороны, это вызывало потребность во всеобщем образовании народа, а с другой – становилось мощнейшим стимулом тех перемен, которые народ сам вносил в свою жизнь.