Как организовать исследовательский проект - [18]

Но все-таки решающую роль в подобном деле способна сыграть личная рекомендация, ибо мы живем в обществе, где личные связи играют огромную роль (highly networked society). И чем сложнее объект, тем солиднее должна быть эта рекомендация. Иными словами, выходить на респондента – значит искать значимые для него личные связи. И если мы не в состоянии обрести надежного поручителя, то даже простые ссылки на общих знакомых сильно продвинут нас к желанной цели.

Известно, что трудность доступа к респонденту повышается по мере того, как мы пытаемся сделать шаг вверх или вниз от средних слоев. С этой точки зрения наиболее трудными объектами являются представители элиты и социального дна. Кстати, наши коллеги, социологи села подметили, что это касается и сельских жителей. Труднее всего войти в доверие к беднякам и наиболее обеспеченным семьям. И те, и другие в большей степени закрыты от досужего глаза. А средние слои – наши лучшие «клиенты».

Нужно ли иметь заранее подготовленный вопросник

Кто-нибудь непременно скажет: «Что за вопрос? Конечно, нужно. Давайте переходить к следующему пункту». Можно бы сделать и так, если б не было известно, что множество интервью собирается или без всякого вопросника, или с вопросником, на который без слез не взглянешь. Но, что самое интересное, это не от лени (или не только от нее), это представляется некоторыми коллегами как принципиальная позиция.

Какой еще вопросник? – вскинут они брови. Как можем мы, исследователи, лезть со своими выдуманными схемами в реальную жизнь? Ведь мы так плохо знаем окружающий нас мир и почти ничего не знаем об объекте исследования, а любая предварительная (априорная) схема загоняет его в искусственные рамки. Ведь вместо того, чтобы познавать мир «как он есть», т.е. в своей чистой «самости» и живой полноте, мы сами своим грубым инструментарием (по крайней мере отчасти) закладываем конечный результат. Разве наши схемы, взятые из книг или выдуманные из головы, не омертвляют социальный мир, подменяя его абстракцией?

А что же делать в этом случае, что предлагают уважаемые оппоненты? Видимо – идти в мир с открытыми забралом, широко распахнутыми глазами и прочищенными ушами и всматриваться, вслушиваться, вживаться. Притаиться в тени и наблюдать, ничем не выдавая своего присутствия. И если мы будем терпеливы, жизнь сама откроется нам через какое-то время – вся, во всей своей целостности и красоте. Дикие звери сбегутся к нам из чащи лесов, блестящая рыба сама выпрыгнет к нам из темных речных глубин. И мы все возьмем голыми руками, без заранее подготовленных сетей, приманок, силков, не вмешиваясь своими грубыми действиями в естественное течение жизни.

Некоторые коллеги искренне в это верят. И более того, представляют это как форпост социологии и прочих социальных исследований. Утверждается, что есть лишь два достойных способа раскрытия тайн социального порядка – включенное наблюдение и нарративное интервью.

При включенном наблюдении социолог вообще, как правило, скрывает свое присутствие и ведет себя как глубоко законспирированный агент. При нарративном (свободном, неструктурированном) интервью исследователь раскрывает свои карты, но «не вмешивается» в течение процесса. Он вызывает респондента на разговор «о жизни», и не стесненный нашими «неумелыми» вопросами и многозначительными намеками респондент рассказывает все, что ему придет в голову. А исследователь сидит, потупив очи, и бережно все записывает, чтобы не потерять ни возгласа, ни вздоха этой самой «реальной жизни». Таким образом человек говорит и говорит нам умные и интересные вещи вперемешку с откровенным бредом – три, четыре, пять часов, а мы записываем. Вот и весь метод. В результате, говорят, мы получаем не просто данные, но «историю жизни». А сам подход оказывается не просто записью воспоминаний, а особым направлением в социологии.

Много лет назад мне посчастливилось побывать на семинаре по истории жизни одного из наиболее признанных профессионалов в этой области – британского профессора Пола Томпсона. Было довольно интересно. Но, признаюсь, я с трудом выдержал тридцатиминутное обсуждение того, куда и как нужно поставить магнитофон, чтобы он не смущал респондента, т.е. не вывел его из естественного, «не замутненного» нашим присутствием состояния. Мы просим прощения у читателя за откровенную иронию, с какой написаны некоторые строки. Мы не хотим никому наступать на мозоль. Тем более, что для многих коллег, практикующих подобный метод, исследование часто становится особым образом жизни. Мы хотели бы заверить, что вся ирония этих строк не зачеркивает для нас важности такого рода наблюдений. С их помощью можно получать весьма интересный этнографический материал, который любопытен сам по себе, даже без серьезной обработки. Прекрасным образцом такого богатого и интересного материала может послужить книга: Голоса крестьян: Сельская Россия XX века в крестьянских мемуарах. М.: Аспект Пресс, 1996.

Однако нам пора сказать себе «стоп» и вернуться к «прозаическим» правилам. Сбор данных в исследовательском проекте – это особым образом регламентированная процедура. И с этой точки зрения включенное наблюдение и нарративные интервью являются важными способами сбора впечатлений, но не имеют никакого отношения к собственно исследовательскому процессу. Ибо исследование возникает из постановки вопросов, из первоначальной идеи, которая конституировала программу исследования. Мы выходим в поле не с пустой головой (по крайней мере, желательно этого избегать), а с определенными представлениями об изучаемом объекте. Более того, какими бы несовершенными ни были эти представления, мы имеем некий априорный замысел, который сознательно привносится в процесс исследования и направляет его. В этом отношении исследование – это не пассивное отражение реальности, а ее активное структурирование.