Как называются женщины - [75]
Впрочем, вполне нейтральных контекстов не меньше. “А чуть ли не за день до отъезда Василий Макарович неожиданно сам ко мне подошел: – Ты свободен после обеда? Сегодня редакторша моя мосфильмовская приезжает, Ира Сергиевская. Будет смотреть в клубе, чего мы тут наработали” (В. Фомин. “Калина красная”. “Родина”. 2010). “Авторша некоей книги, обложку которой я разглядел не сразу, давала автографы. Тонкая, ломкая, большеглазая, с короткой мальчиковой стрижкой Эрота. Лицо вечной юности, нимфа беззаботности и наслаждения. Вся звонкая, изменчивая, как быстрая вода…” (А. Иличевский. “Перс”. 2009).
Еще интересный источник информации о коннотациях феминитивов – неформальное, но заслуживающее уважения исследование блогера kot_kam, проведенное в 2016 году на основе опроса пользователей Живого Журнала об их восприятии феминитивов. Отвечало более 200 человек. Этот опрос касался не только слов на -ша, но и самых разных единиц, традиционных и вновь созданных от таких, как поэтесса, певица, начальница, писательница, учительница, до таких, как экспертичка, комментаторка, магичка, гончарыня.
Варианты ответа включали: “нормальное, нейтральное слово”; “нейтральное, но разговорное, просторечное, есть ситуации, где оно неуместно”; “чисто книжное или устаревшее, сейчас так не говорят”; “пренебрежительное, ироническое или грубое”; “нет такого слова, оно придуманное”; “ни разу не встречала”; “затрудняюсь ответить”. Как и следовало ожидать, лишь певица для 100 % отвечавших стопроцентно нормально. Остальных лидеров нормальности таковыми сочло от 90 до 98 %. Это феминитивы учительница, писательница, преподавательница, аспирантка, лаборантка, начальница.
То, что некоторые считают эти слова разговорными/просторечными и неуместными в каких-то ситуациях – официальных, понятное дело, – тоже закономерно. Неожиданно, что нашлись и те, кто считает их грубыми или пренебрежительными. Так что обольщаться по поводу безупречных респектабельных финалей типа -ница не стоит.
На противоположном конце шкалы лидер по пренебрежительности, тоже ожидаемый, – врачиха. Его сочли таковым 57 %. Правда, для 40 % оно всего лишь разговорное или просторечное, но при этом оценочно нейтральное. На втором месте странное судьиха, дальше физичка и лишь на четвертом – директорша, после них – докторица и с большим отрывом – автоледи (видят пренебрежение 30 %).
У остальных феминитивов на -ша репутация лучше. Среди них лидер нормальности – кассирша, оскорбительное по мнению лишь 1 % голосовавших и стопроцентно нормальное по мнению почти 70 %. Слово барменша пренебрежительным сочли уже 7 %, а новомодное фикрайтерша – 10 %. За оскорбительность слова бухгалтерша проголосовало чуть больше десятой части опрошенных, зато более четверти считает слово абсолютно нормальным и применимым во всех ситуациях. Дальше идут диспетчерша, контролёрша и докторша. Последнее считают грубым 27 %, а полностью нейтральным – около 7 %.
В опрос попало только два “феминитива нового типа”: комментаторка и авторка. Больше половины опрошенных сочли эти конструкции придуманными или никогда их не видели (но три года назад!). Около четверти ощущали их пренебрежительными. Полностью нормальными – 7–8 %.
• Первый напрашивающийся вывод – слова, скроенные по одному лекалу, могут иметь очень разный статус. И стилистический (нейтральное/разговорное/просторечное), и оценочный (нейтральное/пренебрежительное). Нельзя по одному образованию на -ша судить обо всех геймершах, риелторшах и биохакершах.
• Второй напрашивающийся вывод – коннотации во многом дело индивидуальное, субъективное. Что для одного полностью нейтрально, то для другого ущербно стилистически или выражает что-то не то. И наоборот. Из дискуссии: “…очень зря на -ш ополчились, так звучит намного элегантнее и уважительнее. Адвокатша и адвокатка – тут даже без каких-либо знаний правил сразу чувствуется разница в статусе”; “Поэтесса такое… создание воздушно-эфирное; длинное платье, подчеркивающее красоту фигуры. Ахмадулина”.
• Третий вывод не менее очевиден – любой феминитив, имеющий коррелят мужского рода (унисекс), сейчас несет на себе хотя бы еле заметную печать второсортного слова. А это все названия профессий с суффиксами женскости. Единственное не второсортное – певица.
Что происходит, когда в семантике какого-то обозначения человека присутствует коннотация второсортности, неполной приемлемости слова? У слова начинают появляться синонимы-эвфемизмы – более приличные, более вежливые слова. Будь то ещё советское “лицо еврейской национальности” или современные политкорректизмы. Волей-неволей мы тем самым признаем, что принадлежать к группе X плохо и называть ее прямым обозначением нельзя. Если отношение к группе X не меняется, эвфемизмы обрастают негативом и их снова приходится заменять. Итог – синонимические ряды: старый – пожилой – в возрасте – возрастной и т. п.
И слова-унисекс, и идеологические феминитивы (при живых феминитивах традиционных) тоже как бы эвфемизмы. Они заменяют неприличные, слишком прямые обозначения бабищ и теток. Обе группы слов вытесняют реальные исторические феминитивы – названия профессий и делают невидимым профессиональный вклад женщин прошлого, тот факт, что ни феминитивы, ни сами деятельницы не появились в начале XXI века. Только вот унисекс выполняет эту роль замены гораздо лучше и последовательнее. Как мы видели, тень негативности все равно распространяется на любой феминитив, вплоть до слов
Эта книга – первая часть четырёхтомника, посвящённого русской литературе двадцатого века. Каждая глава – страница истории глазами писателей и поэтов, ставших свидетелями главных событий эпохи, в которой им довелось жить и творить.В первый том вошли лекции о произведениях таких выдающихся личностей, как Чехов, Горький, Маяковский, Есенин, Платонов, Набоков и другие.Дмитрий Быков будто возвращает нас в тот год, в котором была создана та или иная книга.Книга создана по мотивам популярной программы «Сто лекций с Дмитрием Быковым».
Это научное исследование посвящено не только критическому анализу и осмыслению давно ставшей традиционной и широко дискутируемой теории «взаимоотношения языка и мышления», но и всех основных, связанных с нею, теоретических проблем языкознания.
На скале Таш-Аир в Крыму археологи обнаружили загадочные изображения: фигурки людей, вооруженных и невооруженных, бегущих, лежащих; вздыбленная лошадь, разбитые повозки, собака, готовая к прыжку… Какую драму из жизни своего племени запечатлел древний художник? Удастся ли современному человеку разгадать истинный смысл событий многовековой давности? О развитии письма от рисунка к букве, о расшифровке древнейших письменностей разных народов увлекательно рассказывает автор. Особый раздел книги посвящен развитию письма на Руси.
В антологии представлены зарубежные труды по гендерной проблематике. имевшие широкий резонанс в языкознании и позволившие по-новому подойти к проблеме «Язык и пол» (книги Дж. Коатс и Д. Тайней), а также новые статьи методологического (Д. Камерон), обзорного (X. Коттхофф) и прикладного характера (Б. Барон). Разнообразные подходы к изучению гендера в языке и коммуникации, представленные в сборнике, позволяют читателю ознакомиться с наиболее значимыми трудами последних лет. а также проследил, эволюцию методологических взглядов в лингвистической гендерологин.Издание адресовано специалистам в области гендерных исследований, аспирантам и студентам, а также широкому кругу читателей, интересующихся гендерной проблематикой.
С. И. Хаякава проводит общее рассмотрение процесса абстрагирования, символьного и сигнального поведения, интенсионального и экстенсионального ориентирований и частные примеры проблем, связанных с недостатком навыка сознательного абстрагирования.Будучи обобщённой и, в основном, косвенно связанной с Общей Семантикой, данная книга может послужить хорошим инструментом для понимания заинтересованности читателя в собственно Общей Семантике, так как в ней описывается множество проблем, на решение которых Общую Семантику можно направить.В книге есть примеры, связанные с актуальными событиями на момент её написания (конец 1930х), но общие положения и рекомендации по оцениванию событий имеют ценность и по сей день.
Эта книга – практикум, как говорить правильно на нашем родном языке не только по форме, но и по смыслу! Автор, профессор МГУ Игорь Милославский, затрагивает самые спорные вопросы, приводит наиболее встречающиеся в реальной жизни примеры. Те, где мы чаще всего ошибаемся, даже не понимая этого. Книга сделана на основе проекта газеты «Известия», имевшего огромную популярность.Игорь Григорьевич уже давно бьет тревогу, что мы теряем саму суть нашего языка, а с ним и национальную идентификацию. Запомнить, что нельзя говорить «ложить» и «звОнить» – это не главное.
На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.
Кто был непосредственным предком человека? Как выглядит цепь, на конце которой находится Homo sapiens, и все ли ее звенья на месте? Почему некоторые находки оказываются не тем, чем кажутся поначалу? И почему разумными стали именно гоминиды, а не другие млекопитающие?“Достающее звено” – история происхождения человека в двух книгах – подробно и увлекательно отвечает на эти и другие животрепещущие вопросы о нашем прошлом.Ведущий российский антрополог, научный редактор портала “Антропогенез.ру” и блестящий лектор Станислав Дробышевский знает об этом, вероятно, больше, чем любой другой живущий потомок палеоантропов, и как никто другой умеет заразить интересом к современной, бурно развивающейся науке, имеющей прямое отношение к каждому из нас.Первая книга посвящена тем, кто внес вклад в формирование нашего вида задолго до того, как мы встали на ноги, расправили плечи и отрастили мозг.
Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился? Каким образом сформировались планеты, на одной из которых зародилась жизнь? Почему земная жизнь основана на углероде и использует четыре типа звеньев в ДНК? Где во Вселенной стоит искать другие формы жизни, и чем они могут отличаться от нас? В этой книге собраны самые свежие ответы науки на эти вопросы. И хотя на переднем крае науки не всегда есть простые пути, автор честно постарался сделать все возможное, чтобы книга была понятна читателям, далеким от биологии.
Жизнь на Земле – непостижимая, вездесущая, кишащая миллионами ног, сучков, колючек и зубов вакханалия, в которой мы существуем и из которой мы происходим. Три с половиной миллиарда лет она обходилась без нас, и вот, в последние мгновения истории, из этого хитросплетения животных, растений, грибов и микробов выныривает человек и задается вопросом: кто я такой и в чем смысл моей, человеческой, жизни? В своей дебютной книге эволюционный нейробиолог Николай Кукушкин шаг за шагом воссоздает картину мира от неживой материи до человеческого разума, чтобы найти в прошлом своего вида ответы на вечные вопросы. Оказывается, в человеческом страдании виноваты динозавры, легкие существуют благодаря лишайникам, а главным событием в жизни наших предков за последний эон было превращение в червей.