Как накормить диктатора - [60]

Во время наших поездок тетушка Поннари никогда не говорила о своих вьетнамцах. Никогда не кричала и не переставала мыться. Да, в какие-то дни общаться с ней становилось сложно. Дети для нее пели, а она сидела с отсутствующим видом и смотрела куда-то сквозь стену. Иногда неожиданно спрашивала меня: “Где товарищ Сар? Он в безопасности?” или “Ты можешь отвезти меня к нему?”

Но даже это было гораздо лучше, чем бессонные ночи в лагере.

Потом мы возвращались к Пол Поту и тетушка повторяла все, что услышала в деревне, каждую мелочь. Тогда, в те короткие моменты, я видела ее той, в которую, наверное, влюбился товарищ Поук: умной, сообразительной, прекрасной наблюдательницей.

Но через несколько дней в лагере она снова начинала везде видеть врагов, поэтому мы снова отправлялись в путь. А потом снова.

И вот однажды, когда я была в провинции Кампонгтям, один из парней прибежал ко мне с криком:

– Сестра, сестра!

– Что случилось? – спросила я.

– Пномпень взяли! – выкрикнул он и помчался дальше.

Конечно, в первую секунду я подумала о Пол Поте. Я радовалась, потому что знала: для него это великий день. Но еще я волновалась за него. Я помнила, как он заботится о людях, как не может спать по ночам. Я догадывалась, что сейчас, когда он возьмет на себя ответственность за всю страну, поводов для беспокойства станет еще больше. И он будет заботиться обо всех, но о нем самом позаботиться некому.

13

Они мочились в большой горшок. Прежде чем успевал помочиться последний из мужчин, жидкость на дне начинала ферментироваться. Участвовал даже Иенг Сари, министр иностранных дел. “Сложно себе представить ту вонь”[40], – писала Лоране Пик, жена одного из высокопоставленных чиновников красных кхмеров и единственный человек с Запада, переживший правление Пол Пота на месте, в Пномпене. Сначала она была поварихой, а потом переводчиком. Еще помогала в саду. Чиновники министерства иностранных дел мочились, чтобы ей было чем удобрять растения.

Лучшим способом доказать, что ты хороший коммунист, было вымыть туалет: в кхмерской культуре это считается одним из самых унизительных занятий. Смельчаки мыли унитаз голыми руками, а экскременты со стенок отскребали ногтями. Удивляться здесь нечему. Они боролись за свою жизнь.

Еще Пик вспоминает многочасовые сеансы самокритики, на которых нужно было исповедоваться в реальных и выдуманных грехах, а также доносить на друзей.

Во время одного из таких сеансов взял слово человек, которого подозревали в краже кукурузы. Он признался, что однажды от голода сорвал початок, запек его и съел. Его вместе с женой сослали в деревню. “Они так и не вернулись”, – пишет Пик: “Люди говорили: раз они такие голодные, то наверняка предатели”[41].

“Они так и не вернулись” на языке красных кхмеров Камбоджи означало смерть.

При красных кхмерах повсюду, даже в министерстве иностранных дел (в номенклатуре того времени Bi), свирепствовал голод. Когда привозили рис, сотрудники кричали: “Да здравствует Ангка! Да здравствует экономическая линия! Да здравствует коллективизация!”

Но рис часто не приезжал.

Поварихе по имени Сан приходилось варить супы из обычных и лечебных трав и ствола бананового дерева. Но случались такие дни, когда ей вообще нечего было класть в кастрюлю. Или когда они получали лишь корзину тухлых яиц да корзину заплесневелых овощей – одну на всех.

Пик тогда сделала важное открытие: красные кхмеры использовали голод в качестве инструмента политического воздействия.

Голод был наказанием за непослушание.

Голод был наказанием за неправильное происхождение.

Голод был наказанием за болезнь, за непригодность для Революции.

Голод помогал поддерживать дисциплину.

“Голод заменял все мысли <… >. Получив еду, мы были благодарны Ангка”[42].

Меню в министерстве менялось только в том случае, если проходили политзанятия для важных государственных деятелей. Тогда специальная машина привозила рыбу, овощи и даже омаров.

В 1975 году на одно из таких занятий приехала Йонг Мыан со своим мужем Пыть Тиангом и группой заслуженных революционеров. Их называли bang, “старшие”. Bang селили не вместе с другими сотрудниками Bi, а в особняках, оставшихся от местной буржуазии. Их не просто лучше кормили – курицей, свининой и рисом, – им давали даже вино, а их телохранители, как пишет Пик, приносили им свежеиспеченный хлеб.

Тем временем простые камбоджийцы умирали от голода.

Занятие, в котором участвовала Мыан с мужем, было посвящено следующим темам: визионерство и прозорливость Ангка, выселение городов и его (исключительно положительные!) последствия, ликвидация денег, роль Сианука. Пол Пот лично разъяснял bang, что Сианук – заложник красных кхмеров и они будут использовать его на свое усмотрение: он тигр, запертый в клетке.

“Камбоджийская революция – беспрецедентное событие в истории”, – утверждали они.

“Решена проблема извечного разделения на город и деревню”.

“Ангка превзошла Ленина и идет дальше, чем Мао”.

“Весь мир смотрит на Ангка, потому что ее Революция – самая красивая и самая чистая”.

14

В Пномпень меня вызвали через два месяца после его взятия. Мой муж уже находился там. Сначала он стал директором Центрального банка, но потом руководство решило, что мы станем первой страной на свете, упразднившей деньги, и банк оказался уже не нужен.