Как на Дерибасовской угол Ришельевской - [39]

— Перестаньте, товарищ генерал, — ответил Моргунов, — это что вам, афера? Мы таки — да будем делать хорошо людям, а не брать бабки неизвестно за что. Это вам не дешевый халоймыс, когда вы семь раз продали свою инвалидскую очередь на «Жигули». Может быть, вы и не настоящий генерал, зато дурдом — подлинник.

А Майка смотрела на Славку восхищенными глазами, несмотря на то, что регулярно спала исключительно возле стула, на котором висел генеральский мундир.

Первым клиентом этой военной хунты с Маразлиевский улицы стал сын некого Фраермана, который из-за своих старорежимных взглядов никак не мог понять: зачем мальчику идти в армию, когда в это время можно торговать на толчке? Между нами говоря, сын Фраермана был таки — да малохольным. Потому что только полный идиот с такой фамилией и знанием шести иностранных языков мог решить поступать в высшее учебное заведение, куда пускали только с московской пропиской. Так что Моргунову устроить белый билет этому пацану показалось несложным и он притаскал старого Фраермана к генералу Капону.

Фраерман начал улыбаться еще перед закрытой генеральской дверью. Еще бы, такой человек, воевал вместе с Жуковым в Одесском военном округе. В общем, Моргунов излагает суть дела, Капон важно качает погонами, а Майка уже сформировавшимся лебедем заплывает в генеральский кабинет и без запинки произносит кофейную фразу, будто читает ее по бумажке. Фраерман зреет для раскола, как апельсин на портовом холодильнике, а Канона по натуре начинает разбирать злость: как это его, боевого генерала, сподвижника маршала Жукова, удалось спровоцировать на такую авантюру? Поэтому Капон ненавязчиво вспоминает оборону Севастополя и намекает, что его роль в победе над Германией на каких-то пару сантиметров ниже генсековской. И при этом тянет со стола фотографию в рамочке, где на Малой земле возле полковника Брежнева стоит он, Скобелев, тогда еще вовсе не генерал, молодой и веселый, к сожалению, не так хорошо сохранившийся, чтоб его узнавали все подряд.

А что Фраерман не знает генерала Скобелева, если когда-то сам читал, что тот воевал на Шипке, освобождая братский болгарский народ от турецко-фашистской агрессии. И поэтому до него доходит, что в Генштабе у такого воина сохранились кой-какие связи, а значит малый Фраерман может получить шанс потерять счастье таскать кирзовые сапоги, ловить по морде и слушать политинформации, не говоря уже за вероятность Афганистана с его мирной жизнью и цинковыми гробами.

В назначенный день малый Фраерман прется в военкомат, нафаршированный устными инструкциями Моргунова, с повесткой на кармане и знанием шести иностранных языков в своей больной голове, которая никак не может понять: если ей нельзя в институт, почему можно в армию? А перед медкомиссией штатский дежурный с повязкой между плечом и перстнем намекает Фраерману, чтоб он снял тапочки и маршировал по коридору босиком, привыкая к тяготам армейской жизни. Но Фраерман ни за что не хочет расставаться со своими шкарами, может, золото в них зарыл или носки у него дырявые — кому какое дело? Тем более, если у него есть обязанность защищать родину, так Конституция дала ему кое-какие права и в том числе, ходить у ботинках. И вообще, не пошел бы этот самый штатский, мягко говоря, на хутор бабочек ловить?

От такой наглости дежурный даже не дерется, а просто не знает, что ему делать. Он два дня стоит здесь с наглым видом и после его слов все призывники вылетают из тапочек, словно в них лежат взрывпакеты. А тут такое налицо дезертирство, что этот с повязкой бежит к настоящему дежурному майору и гонит ему о бунте в коридоре перед медкомиссией. Майор, смачно отматюкавшись, перестает рисовать чертиков в блокноте и прется впереди штатского подавлять фраерманское восстание. И с ходу обрушивает на будущего воина Фраермана такие слова, которых нет в разговорниках наших потенциальных противников.

Майор где-то в глубине души понимает, что такой наглый малый просто обязан отправиться служить туда, где волосы начинают улетать с башки без помощи цирюльника. Так Фраерман же этого догнать не хочет, он вообще не согласный примерять портянку. Поэтому призывник рассказывает майору все, что он думает за него и догадывается за его маму. Но если Фраерман не хочет попасть в армию, майор наоборот очень желает оставаться в военкомате, где он катается, как импортный голландский сыр «паризьен» в оливковом греческом масле. И он сыплет на будущего защитника родины такие угрозы, от которых бы сам упал в обморок. Но наглый малый на них не ведется, а гнет свою линию в нужную Моргунову сторону психоневрологического диспансера. И попадает туда вместе с так и не снятыми шузами и направлением военкомата. За малым Фраерманом закрываются двери с решетками и он начитает бояться психов. А потом приглядывается до контингента и понимает, что таких нервных настоящие психи сами должны опасаться. Фраерман проводит в этом заведении всего неделю, за которую успел нарычаться на обслуживающий персонал на всю оставшуюся жизнь, получает в уже белый билет красного цвета статью «1О-Б» и пояснения главврача от военной жизни Моргунова, что теперь его в армию не призовет даже великий полководец Устинов.