Как мы видим то, что видим [издание 3-е , перераб. и доп.] - [14]

Но это не означает, что правое полушарие «глупое», оно иное. Оно немо, но вполне разумно. Восприняв слово «карандаш», оно даст соответствующие команды, и больной возьмет карандаш на ощупь среди множества предметов. И наоборот, только почувствовав его в левой руке (и не видя!), отыщет карточку с написанным словом. Происходит все это в полном молчании, а если и будет что-то сказано, то без всякого отношения к делу.

«Карандаш, вложенный в левую руку (вне поля зрения) больной мог назвать консервным ножом или зажигалкой, – пишет Газанига. – Словесные догадки, по-видимому, исходили не от правого полушария, а от левого, которое не воспринимало предмета, но могло попытаться опознать его по косвенным признакам».

 

Рис. 17. Как увидев, так и ощутив правой рукой предмет, больной с перерезанным мозолистым телом назовет его – даже при закрытом левом поле зрения: ведь информация поступает именно в левое, речевое полушарие. Тот же самый предмет останется неназванным, если зрительная информация поступит только в правое, «немое» полушарие (для этого левое поле зрения будет специально закрыто). Но, несмотря на это, больной без труда найдет левой рукой этот предмет среди множества других!

В СССР было запрещено преднамеренное рассечение мозолистого тела. Ученые и в особенности администраторы считали, что слишком велика цена, которой покупается в подобном случае избавление от душевного расстройства, слишком радикальными оказываются разрушения человеческого в человеке. Обосновывали запрет еще и тем, что задуманный эффект операции проявляется далеко не всегда.

Но бывало, что иной выход отсутствовал: спасая жизнь больному, удаляя кровоизлияние или опухоль, нож хирурга волей-неволей вторгался в запретные области. После такого вмешательства больных обследовали особенно тщательно. Ведь после операции мир представал перед ними значительно измененным, и надо было приучить их правильно действовать в новом для них пространстве. А нейрофизиологи получали бесценный материал, проливающий свет на строение и работу мозга.

В Институте экспериментальной нейрохирургии им. Н.А. Бурденко, где велись и ведутся сложнейшие нейрохирургические операции этого рода, обнаружили, что полушария неравноценны по способам опознавания предметов. Для правого важно, чтобы в картинке было как можно больше деталей, чтобы она выглядела предельно реалистично. Тогда как левому более мил схематизм: воробья, нарисованного со всеми перышками, оно не узнаёт, а вот изображенного в условной манере, особенно в «детской», воспринимает немедля.

Неравноценны и способности полушарий к изобразительному искусству. Пока мозолистое тело не перерезано, и дом, и кубик человек рисует одинаково понятно обеими руками, одинаково хорошо пишет слова. Но вот после операции в правой руке остается только письмо, а рисунки превращаются в невнятные каракули. Левая же рука сохраняет способности к рисованию, но начисто утрачивает письмо. Однако если перерезаны не все волокна, а только часть, межполушарные связи постепенно восстанавливаются, и недели через четыре обе руки действуют почти равноценно.

...Одетый в белый халат, я сижу в одной из комнат лаборатории Института им. Н.А. Бурденко. Для пациента я доктор, и мое присутствие его не смущает.

– Что это такое? – кладет врач на стол картинку: по африканской пустыне бежит страус.

– Не знаю... Бежит что-то... Здесь – не то песок, не то вода... Может быть, небо?..

– Не будем строить догадки, – успокаивает врач, – говорите лучше первое попавшееся, что вам придет в голову. Как вы думаете, живое это или неживое?

– Живое.

– Правильно, очень хорошо. А холодное или теплое?

– Теплое... Гладкое такое, как перья...

– Отлично. Лапы и хвост есть?

– Ой, с хвостами у меня всегда так трудно... А лапы – вот, вижу, есть!

– Большое или маленькое?

– Большое, больше человека.

– Что же это такое?

– Медведь? Хотя нет... Медведь – это такое... круглое... пушистое... Гусь, наверное: вон, шея длинная.

У этой прелестной молодой женщины тяжелейшее расстройство левого полушария, следствие семейной драмы. Но оставшиеся здоровыми структуры мозга дают ей возможность безошибочно определять качества вещей, делить предоставленные зрением образы на противоположные по свойствам классы, – делить, даже не узнавая их...

Рассеченные половинки мозга больше не связать воедино. А исследования, особенно такие тонкие и сложные, как анализ функций полушарий, хотелось бы проводить иначе, то прерывая каким-нибудь выключателем связи, то опять их соединяя. Ведь такая методика – основа любого серьезного эксперимента. Где только отыскать выключатель?

Задолго до сенсационных наблюдений Газаниги и Сперри, в 30-е годы XX в., была придумана электротерапия – способ лечения душевнобольных, заключающийся в том, что через оба полушария пропускают слабый электрический ток. Удавалось прекращать галлюцинации, избавлять от навязчивого стремления к самоубийству... В сороковые годы некоторые психотерапевты стали применять одностороннюю электротерапию: прикладывали электроды так, чтобы ток проходил главным образом через одно полушарие, по кратчайшему пути. Во многих случаях это приводило к более счастливым результатам.