Как мы умираем - [32]

Мы начали корректировать диаграмму, чтобы Марк понял роль адреналина и чувства тревоги, приводившего к другим симптомам и его ошибочному, но вполне понятному предположению, что они представляют опасность.

1. Заметить, что я не могу свободно дышать. Я вдыхаю глубже, чтобы проверить это, и понимаю, что дышать действительно сложно.

Выброс адреналина в ответ на предполагаемую угрозу.

2. Адреналин вызывает учащенное сердцебиение, пустоту в голове, дрожь в ногах, сухость во рту.

3. Интерпретация: я сейчас умру. Прямо здесь, в этот момент, внезапно.

Альтернативное объяснение: это всплеск адреналина, который закончится через минуту.

4. Симптомы адреналинового скачка: паника с охватывающим ужасом. Вдохнуть еще несколько раз, чтобы понять, насколько все плохо.

Еще больше адреналина выделяется в ответ на предполагаемую серьезную угрозу.

Уровень адреналина падает, связанные с ним симптомы — учащенное сердцебиение и ужас — проходят.

Перед тем как уйти, я спросила Марка, сможет ли он объяснить схему своему отцу, дожидавшемуся в коридоре. И не мог бы он спровоцировать еще несколько приступов паники, чтобы проверить нашу гипотезу и добавить новые симптомы, которые мы могли пропустить. Он улыбнулся и согласился.

Так работает когнитивная терапия с паническими атаками. Эта модель обычно используется, когда в целом здоровые люди неверно истолковывают невинные физические ощущения, вызванные выбросом адреналина, но она так же актуальна и может быть невероятно полезной для тех, кто страдает реальной одышкой и чья зацикленность на симптомах не позволяет заниматься чем-либо еще, даже приятным. Мы снова все это проговорим с Марком, когда встретимся в следующий раз.

Два дня спустя мы снова смотрим на диаграмму и анализируем все, что происходило последние 48 часов. Как и ожидалось, теперь он понимает связь выброса адреналина и приступа тревоги. Легкая паника проявлялась только пять раз за это время, и один из эпизодов был вызван мыслями «о той классной медсестре». Чувство юмора возвращается. Хороший знак.

Удивительно, но работа с психикой может помочь избавиться от неприятных физических ощущений, таких как боль.

Марк по-прежнему считает, что еще не готов отправиться домой, но вспоминает об эпизоде с маской на голове и понимает, что не задыхался, когда мы рисовали диаграмму, потому что был полностью отвлечен. Мы составляем список отвлекающих факторов, которые он мог бы использовать в больнице, чтобы справиться с одышкой. Он соглашается применить их, чтобы узнать, сможет ли выбраться из своей палаты и дойти до лифта; и, возможно, спуститься в кафе-бар. Особенно, если та медсестра будет его сопровождающим.

Экспедиция к лифту прошла успешно. На следующий день Марк и физиотерапевт спускаются на лифте в кафе. Пациент так счастлив, что отсутствует на протяжении получаса, и отделение отправляет на его розыски поисковую группу. Затем он тепло одевается и идет в парк. А потом уезжает с приятелями в город на полдня.

В первый рабочий день после праздников я сразу же навещаю Марка. Он в приподнятом настроении: был в пабе с друзьями и чуть не подрался. Как? По-видимому, он использует другие техники отвлечения внимания, когда не в больнице, начиная от невинного разглядывания марок автомобилей до сосредоточенного изучения женских ног или оценки размера груди (что практически и стало причиной драки).

Марк вернулся домой. Мы продолжали встречаться для КПТ, и он справился с одышкой, используя техники отвлечения внимания. Это работало в течение трех месяцев, но без трансплантации легкого у него развилась другая легочная инфекция, из-за чего он вернулся в больницу.

В субботу мне позвонили из отделения и сказали, что Марк умираети не хочу ли я его увидеть. А он хочет этого? Да. Его родители там? Да. «Приходите и убедитесь, что мы ничего не пропустили», — сказали они.

Я была рада прийти. Любимый физиотерапевт Марка тоже пришла в свой выходной и была в палате вместе с его родителями и медсестрой. Все были мрачными, с красными глазами. Прощаться всегда тяжело.

― О, это вы, — поприветствовал он меня, лежа в позе эмбриона, опираясь на подушки, с кислородными трубками на носу. Он дышал очень быстро и мог произносить только одно или два слова за вдох. — Опять проворачиваете грязные штучки со своими дружками?

― Я здесь, чтобы узнать, нужна ли вам чашка приличного кофе, — ответила я.

Он ухмыльнулся и попросил родителей ненадолго покинуть комнату. Его сверкающие глаза бегали по комнате, бдительные и настороженные, но улыбка была искренней.

― Вы должны чертовски гордиться мной! — объявил он; его привычка ругаться все еще оставалась нетронутой.

― В самом деле? Почему это?

Я не буду плакать.

— Ну посмотрите на меня. Я умираю, мать вашу, но я, мать вашу, не паникую! — заявил он, обрадовавшись сказанному и позволив себе выругаться на смертном одре.

Улыбаясь друг другу со слезами на глазах (хорошо, возможно, я заплачу), мы оба понимали, что это был момент личного триумфа Марка. Он понимал, что умирает. Ему собирались дать лекарства от одышки, и он знал, что они усыпят его. Он уже сказал маме, что не может видеть, как она грустит, поэтому пусть лучше подождет снаружи, а отец будет рядом, пока он умирает.